Происхождение Каббалы

Бесспорный авторитет автора как защитника и представителя традиционного иудаизма, должно быть, смягчил всякие возможные возражения, выдвинутые против него относительно ортодоксальности мыслей, изложенных им как подлинная тайна иудаизма. Процесс, который мы смогли наблюдать впервые в семье Рабада (принятие старого каббалистического материала, так сказать, официальными раввинскими кругами) достиг своего апогея с Нахманидом. Кроме его комментария к Торе и книге Иова (подлинный смысл которой, по его словам, раскрывается в каббалистическом учении о переселении душ), его наставлениях, многие из которых сохранились, проливают свет на его каббалистические наклонности; даже в этих случаях он не упускал возможности сделать пространные намёки, облечённые в терминологию каббалистического символизма.[686] Трудно предположить, что думала непосвящённая аудитория об этих речах, если не считать большинство из них литературными переработками более простых рассуждений, а остальные — предназначенными для небольшого круга адептов, где Нахманида точно поняли бы. В ряд последних следует включить, например, наставление, крайне мистическое во многих отрывках, вероятно, преподанное по случаю брака одного из членов круга

[687]. В конце галахической работы Толедот Адам,

посвящённой законам и обычаям, связанным со смертью и погребением среди евреев, Нахманид посвящает длинную главу, Шаар ха-Гемул, проблеме вознаграждения и наказания после смерти, а также эсхатологическим вопросам в целом. Здесь он не только противопоставляет свою позицию почти исключительно духовным мнениям Маймонида; он также во многом учитывает каббалистические взгляды, к которым часто обращается в своих сочинениях

[688]. Каббалистические мотивы также развиваются в его религиозных стихотворениях[689]

. На самом деле, он был первым, кто использовал мистические символы в религиозной лирической поэзии (не в дидактической поэзии, в которой у него были предшественники) и потому стоит у истоков длинной череды каббалистических поэтов.

В вышеупомянутых сочинениях Каббала появляется как один элемент среди прочих, выводящий за пределы буквального смысла Писания и талмудического толкования Мидраша на новый мистический или символический уровень, который во многом впервые стал известен еврейской публике через труды Нахманида. В этих текстах поражает полное отсутствие аллегории, что особенно характерно для Нахманида. Каббалистические тайны Торы качественно отличаются от тех тайн, о которых говорят философы. В философском использовании, особенно в работах Маймонида и его последователей, «тайна» означает то, что можно умозрительно вывести применением рациональных принципов к буквальному тексту Писания или Агады. Сод для философов — это достижение мысли по раскрытию того уровня смысла, который скрывает рациональную истину, заключённую в слове Писания. Она не обязательно принадлежит к сфере просвещения или традиции. Коротко говоря, сод — это рациональное понятие, определяемое аллегорией. Авторы вроде Эзры или Нахманида используют слово в совершенно ином смысле: они понимают под сод только то, что в их кругу уже стало предметом каббалистической традиции. Так, для Нахманида «тайны», так часто упоминающиеся, например, в комментариях ибн Эзры, это не тайны, в смысле его технического каббалистического языка, и потому он может сомневаться в них. Кстати говоря, Нахманид полагал (безо всякого исторического подтверждения), что ибн Эзра обладал знанием некоторых каббалистических учений; потому он одобрял некоторые аллюзии на них, по крайней мере, те, которые считал аллюзиями. Похоже, каббалистические подделки, приписывающие свои тайны Аврааму ибн Эзре, ещё создавали в XIII столетии. Р. Иешуа ибн Шуэйб цитирует такой отрывок, терминология которого свидетельствует о его очевидном каббалистическом характере, в Homilies (Derashoth [Cracow, 1573], fol. 26b).