Агадические и мидрашистские формы рассуждения, часто более выразительно представленные как вопросы и ответы между учителем и учеником, излагают темы, которые можно тщетно искать в древних текстах этой литературы; однако, более ранняя литература не могла быть неизвестна кругам, из которых вышла книга Бахир,
и это предполагает, что они могли обращаться к таким формам. Важно то, что толкования и парафразы Бахир имеют своим предметом не только библейские стихи, но и высказывания Талмуда и Агады. Следует спросить, не предполагает ли такой подход, тем самым, длинного интервала между книгой и источниками, которые она использует, так что эти источники уже успели к тому времени стать каноничными и были прочитаны с мистической точки зрения? В известной нам агадической литературе нет примеров слов учителей Талмуда, которые их коллеги перетолковывали мистически или аллегорически. Нельзя найти такие связи между сочинениями Меркабы и экзотерической Агады. Отрывки из эзотерических источников иногда также встречаются в сочинениях Меркабы, но не теряют своего оригинального смысла, и некоторые изречения, которые казались многим современным исследователям перетолкованием талмудических высказываний, в действительности лишь более детальные объяснения, основанные на совершенно верном понимании надёжной традиции[98]. Эта древняя мистическая литература никогда не заимствует соответствующие отрывки из других сочинений, чтобы превратить их в символы, как это было в случае с Бахир. Ведь в этой книге всё уже и так символ. Каждое слово, каждая фраза становятся аллюзиями на некую тайну, и эта тайна остаётся необъяснённой так же часто, как в других случаях или в других отрывках книги расшифровывается сразу после утверждения. Мы сталкиваемся с типичной гностической экзегезой — этот факт, конечно, не имеет отношения к вопросу об исторической связи с древней гностической традицией. Слова и концепции, которые выделяются в тексте, становятся символическими словами и именами небесной реальности, указывающими на события, которые происходят там. Древним мистикам Меркабы традиции Хехалот никогда бы не пришло в голову связывать стихи из Бытия, Пророков или Псалмов с объектами мира Меркабы, чтобы получить более точное представление или описание этих небесных сущностей. Гностики, с другой стороны, следовали как раз такой процедуре безо всяких затруднений, как мы можем видеть по истории гностического толкования Писания. Они могли обнаружить в каждом слове Писания указание или имя одного из «духовных мест» или эонов, чьи взаимные отношения определяют закон небесного мира, и особенно плеромы. При помощи такой экзегезы они выходят далеко за пределы филоновского метода прочтения Библии. Именно такой метод широко применяется в мистическом мидраше Бахир.Следует также обратить внимание на другой элемент. Мистические притчи занимают важное место в Бахир.
Не меньше пятидесяти притч рассеяны по всей книге, некоторые из них простые и наивные, но другие имеют более сложную структуру. Из раздела 129 очевидно, что, кроме притч, взятых или адаптированных из Талмуда и Мидраша, есть и другие, ранее неизвестные, которые упоминают конкретные детали жизни на Востоке, указывающие на их восточное происхождение. Рассуждая о мистическом термине «сокровище Торы» наш текст гласит:Потому человек должен [сначала] бояться Бога и [только] потом изучать Тору? Это подобно человеку, который пошёл купить медовые финики и не взял с собой ничего, чтобы нести их домой. Он сказал: понесу их на груди, но они были слишком тяжёлыми, чтобы нести их. Он боялся, что они прорвутся и испачкают ему одежду, так что выбросил их. Тогда он был дважды наказан: один раз за порчу еды, другой — за утрату денег.
Эти строки вполне могли быть взяты из совершенно не мистического источника, но записаны они могли быть только в стране, где растёт финиковая пальма, а финики используются повседневно, как в самых тёплых частях Палестины или в Вавилонии[99]
. В южной Европе — в Провансе, например — финиковая пальма была лишь декоративным растением. Эта деталь относительно медовых фиников предполагает, что другие отрывки в Бахир, которые предполагают и мистически интерпретируют бисексуальный характер пальмы и её искусственное оплодотворение, также могут иметь восточное происхождение. Я снова подниму вопрос об этом символизме в конце главы.