Происхождение Каббалы

является как название эона во многих гностических системах). Лишь позже начался процесс разделения, в процессе которого сущности Меркабы начали считаться символами высших сущностей в божественных силах. Полагаю, возможно с точки зрения системы определить, когда именно начался этот процесс, даже хотя мы не можем установить дату с точностью: он начался, когда Шехина Бога стала отождествляться с последней из этих десяти сил. Это отождествление (о котором больше будет сказано далее) уже не допускало соответствия мира Меркабы с миром божественных миддот иначе как через толкование символов первого из них в новом смысле. Этот процесс был, в сущности, закончен ко времени редактирования Бахир, но следы прежнего положения дел сохранились во многих местах. Вот отчего трудно истолковать такие тексты, как разделы 115 и 123, которые ещё предполагают другую концепцию.

Это также объясняет тот факт, что некоторые параграфы, очевидно, происходят от источника, который пока ещё ничего не знал о каббалистическом символизме сефирот. Вместо этого божественные имена и их связь с Меркабой толкуются таким образом, что складывается впечатление чтения древнего текста Меркабы. Это идеально согласуется с характером Раза Рабба,

хотя отрывки такого типа вполне могли быть позаимствованы из параллельного источника. Фрагменты такого рода — это очевидно связанные разделы 76 и 88. В разделе 76 устанавливаются отношения между божественным шем ха-мефораш из двенадцати согласных и семьюдесятью двумя именами. Там сказано, что имена Бога «образуют три сонма [возможно, слово „иерархии** подойдёт лучше], и каждый сонм похож на другой, и его название подобно другому», поскольку, в сущности, каждый сонм «запечатан» Тетраграмматоном. Раздел 88, снова поднимая тему этих сонмов, описывает, по крайней мере, фрагментарно, «области» или «сферы» (на иврите: мемшалот) [199]

 которые относятся к каждому из трёх сонмов:

Первая — это свет, и [это] свет совершенной жизни. Вторая — это святые хайот, офаним и колёса, галгалим Меркабы. Все сонмы Святого, да будет Он славен, прославляют и хвалят, и славят и освящают царя, который облачён в святость и прославлен в совете святых, могучего и вызывающего благоговение царя, и они венчают его тройственной святостью [из Ис. 6:3].

Здесь ясно видно, как гностический язык («свет совершенной жизни» — такое выражение сильно приближает нас к языку мандейских текстов) вторгается в текст Меркабы, узнаваемый по стилю и характерному акценту на Трисвятом. Выше Меркабы, строго говоря, находится высшая «область», «свет совершенной жизни», и эта концепция не повторяется нигде больше в Бахир

или в старой каббалистической литературе. Гностический язык здесь сочетается с языком традиционных текстов Меркабы. Это сочетание, без сомнения, произошло на Востоке, в текстах, которые добрались до редакторов Бахир только фрагментами (например, третья «область» в нашем тексте отсутствует). Точно не случайно, что раздел 88 встречается поблизости от текстов, которые, как мы показали, имеют литературную связь с «Великой Тайной», но, с другой стороны, также претерпели гностическую ревизию, то есть разделы 85, 86, 89 и 90.

Другие цитаты из «Великой Тайны» уже не имеют своих аналогов в Бахир. Например, стоит отметить замечание, приписанное здесь р. Ишмаэлю: «Я видел верного посланника и Князя Лика, и у них был одинаковый облик, и все они жертвовали и славили Святого, да будет Он благословен, и сказал ...» — но далее следует ничто иное, как начало второго параграфа евлогии молитвы кадиш,

которая, таким образом, уже была известна здесь в практически стандартном общепринятом тексте[200]. То, что Моисей, «верный посланник»[201], имеет то же лицо, что и ангел Метатрон, «Князь Лика», и вместе с ним совершает небесную литургию — это идея, которая не встречается в известных нам текстах Меркабы. Должно быть, существовали круги, в которых спекуляции о Метатроне, чья связь с Моисеем засвидетельствована в Талмуде, Sanhedrin 38b, зашли гораздо дальше, вплоть до предположения, что, когда Моисей вознёсся к Метатрону, последний вышел встретить его, показав своё лицо. За этим утверждением вполне могли стоять рассуждения более широкого плана относительно природы связи между Моисеем и Метатроном.