Происхождение Каббалы

В других притчах такого рода дочь царя была Торой, от которой он не желал отделяться, даже хотя отдал её, то есть «обручил», Израилю. Потому он подготовил чертог (святилище), в котором мог бы жить возле них, как в начале параграфа 33 Шемот Рабба. Мидрашистская притча о царе, который построил дворец для своей дочери, также говорит о Торе. Царь посадил её в самом внутреннем из семи чертогов и заявил: «Всякий, входящий к моей дочери, всё равно что входит ко мне»[265]. В Бахир

все эти концепции сливаются в один символ. Дочь царя внизу, в этом мире, мистический принцип или мидда которого она и представляет (как прямо сказано в разделе 98), но она остаётся связанной с отцом через «окно». Она прекрасный участок земли вне подлинного сада, который един со всем внутри этого мистического сада, даже хотя кажется отдельным от него. Всё, чем она обладает, как гласит стих Пс. 45, идёт «изнутри», из мира логосов и сил, и остаётся в ней как в последнем прибежище. Положение дочери указывает на переход Шехины от трансцендентности к имманентности. Как активное начало в этом мире, она Устная Тора, посредством которой Письменная Тора расшифровывается и становится применимой. По этой причине также сказано в Устной Торе в разделе 97, что Бог объединил в ней тридцать два пути Софии и отдал миру. Поскольку эти тридцать два пути содержатся или появляются в ней, она также «сердце» (разделы 43, 67, 75, 105). «Р. Рахмай сказал: „Слава“ (кабход) и „сердце" (леб) [согласно их числовому значению] одно и то же, только одно названо по его действию вверху, а другое — по его действию внизу, и таков смысл [библейских выражений, Втор. 4:11] „Слава Бога" и „сердце небес"» (раздел 91). Потому термин «сердце», использованный в книге Йецира

6:1 для обозначения сферы человека в целом, здесь используется в совершенно ином смысле. В ритуальном символизме раздела 62 тридцать две кисти[266] сравниваются с тридцатью двумя стражами, наблюдающими за путями в саду царя, которые, согласно разделу 67, также пути, ведущие к Древу Жизни. Страж, поставленный во главе, в другой притче в разделе 62 приравнивается с дочерью царя. Это, между прочим, показывает, что символизм последней сефиры как Хранящего Израиля, шомер исраэль (Пс. 120:4), уже был известен Бахир.

Дочь царя, приходящая из «формы света» — это, как мы уже видели, низшая София. Как «мудрость» в Библии и Шехина в Талмуде, она спускается на земные существа. Она больше не просто присутствие Бога, а конкретный момент в развёртывании его сил. В разделе 44 талмудическое высказывание о том, что имя Соломона в Песни Песней было именем Бога («царь, с которым мир») [267], продолжается (в мистическом тоне) следующим образом: «Бог сказал: Поскольку твоё имя звучит как имя Моей Славы, я женю тебя на своей „дочери". Но разве она уже не замужем? Он сказал: она была дана ему в дар, как написано (3 Цар. 5:12), „Господь дал мудрость Соломону**»[268]. Эта мудрость имеет двойную функцию: «Если человек совершает благо, она помогает ему и приводит к Богу; если нет, она удаляет его [от Бога] и наказывает его», лишая всех семи высших сил, единых в ней для этой цели. За кем же эта дочь уже замужем, если она может быть лишь «дана в дар» Соломону? Очевидно, за партнёром по сизигии, мужском начале, то есть возлюбленном из Песни Песней. Здесь тоже сливаются символы невесты и дочери. Однако, контекст также позволяет другое толкование: она может быть невестой самого Соломона. На самом деле, 3 Цар. 5:12 объясняется в разделе 3 при помощи притчи: «Царь выдал свою дочь замуж за сына и отдал её как дар и сказал ему: „Делай с ней, что пожелаешь**». Следует остерегаться скоропалительных выводов о древности этого текста на основе очевидного знания о браке между братьями и сёстрами в царских домах, например, древнего Египта[269]

. На самом деле, наш текст предлагает вариацию (хотя и в довольно экстравагантной форме) притчи в Мидраш Кохелет Рабба 1, где, подражая просьбе Соломона о мудрости, советник царя просит руки царской дочери. В свете всех других похожих отрывков не приходится сомневаться, что символизм невесты в Бахир связан с мистической сизигией, рассмотренной выше. Вот почему, как мы уже видели, она упоминается среди семи священных форм небесного человека, как женский элемент, сопоставленный с фаллосом (разделы 55, 114, 116).

Этот символизм играет центральную роль в особенности в разделах, следующих за разделом 115. В разделах 117 и 139 упоминается бисексуальный характер пальмы, который, очевидно, был знаком авторам по собственным наблюдениям. Это снова возвращает нас на Восток, где выращивание финиковой пальмы занимает важное место. Как выраженный символ мужского, пальмовое дерево играет важную роль в мандейском гнозисе[270]. В разделе 117 как аналог пальмы мы видим цитрон, этрог, из букета на праздник Кущей, а также невесту Песни Песней. Так объясняется происхождение женского начала в мире и среди людей: