Происхождение сионизма. Основные направления в еврейской политической мысли

Но перед образованными евреями, отошедшими от религиозного уклада и соблюдения обрядов, встает острый вопрос. В условиях России им нелегко причислить себя к русской нации, которая в большинстве своем остается необразованной, погрязшей в религиозной нетерпимости и не готовой, в отличие от западных наций, принять «чужих». Эти образованные люди стремятся сохранить свое еврейство, действуют в еврейской среде и связаны с культурными запросами евреев. Из трудностей их положения вырастает старая историческая истина, остающаяся актуальной на протяжении жизни поколения: евреи — это нация, и объединяет их национальное чувство. «Вот уже четыре тысячи лет мы — братья, сыны одного народа», — утверждает Смоленскин. И если кто-нибудь из евреев согрешил против того или иного постановления и пренебрег заповедями, то даже осуждающие его признают, что «и он — еврей, сын этого народа, и пока он не изменил своему народу, то, хотя он преступает нормы религии, он еще не лишен уважения в своей общине».

Особенность еврейского народа, по Смоленскину, в том, что его связывает воедино не какой-то материальный, а духовный фактор; поэтому он и выжил в странах диаспоры — отзвуки высказываний Крохмала и Греца здесь очень отчетливы. Евреи могут быть верными гражданами государства, в котором проживают, и вместе с тем они сплочены еврейской национальной солидарностью, основа которой духовна. Ибо Израиль — народ духа, и этот дух есть средоточие его солидарности:

«Мы — народ, который в душе и в мыслях считает себя соединенным и связанным воедино взаимными узами братства, и если основы нашего единения не таковы, как у других народов, то разве перестали мы быть из-за этого народом? Разве мы не считали себя всегда народом, хотя знали, что только Учение (Тора) является основой нашего единения? При этом мы не перестали быть народом вплоть до сего дня, народом духа, который лишь в духе и мысли считается таковым, а не в деятельности и работе своей. В деле и в действии мы — сыны каждой страны, в которой живем, верные сыны и такими быть обязаны; любую работу и повинность, возложенную на нас государем и начальством, мы должны исполнять, как все сыны этой земли, ибо наша страна — та, где мы живем. У нас нет земли, которая была бы опорой нашего единства; у нас нет страны, с утерей которой исчезло бы и наше единение. Правда, у нас была страна, но не она была скрепляющей нас связью; земля нашего владения, делающая нас народом, это — лишь наше Учение

(«торатену»), а оно — лишь ради духа; а на всех жизненных путях и во всех человеческих делах мы — люди, как и все народы»[11]

.

Хотя еврейская солидарность отчетливо определяется здесь как понятие национальное, ясно, насколько далека позиция Смоленскина от Эрец-Исраэль: не земля, а Тора (ее дух, ибо Смоленскин не имеет в виду религию в смысле предписаний) является основой принадлежности к еврейству.

Вместе с тем Смоленскин выступает против крайностей берлинского реформистского движения точно так же, как восстает против нетерпимой местечковой ортодоксии. Берлинские реформисты отрывают еврейство от его национальности, утверждает Смоленскин так же, как делал это Гесс, они предлагают «устранить все узы любви и братства, связующие народ в целом, чтобы он растворился среди других народов», и превращают принадлежность к еврейству в одну лишь причастность к религии. Реформизм отрицает и пророчество об Избавлении евреев, являющееся главнейшим аспектом еврейской национальной солидарности, а также стремится умалить значение других атрибутов национальной принадлежности, например чтение молитв на иврите. В статье, написанной в 1883 году, Смоленскин особенно резко критикует берлинскую Хаскалу, и, хотя эта статья появилась уже после событий 1881 года, заставивших его изменить свое мнение по ряду вопросов, основные моменты его критики реформизма остаются общими для всех периодов его деятельности. Реформизм отрицает национальную сущность еврейского народа, поэтому его следует отвергнуть.