В отношениях народов к евреям мы этого равенства положения не видим. Вполне отсутствует и та основа, на которой зиждется взаимное уважение, обыкновенно нормируемое и обеспечиваемое международным правом и договорами; а между тем только тогда, когда эта основа будет создана, когда равенство между евреями и другими народами станет совершившимся фактом, задачу еврейского вопроса можно будет считать разрешенной. К сожалению, равенства, которое действительно существовало в отдаленном прошлом, можно ожидать лишь в столь отдаленном будущем, что включение еврейского народа при настоящих условиях в семью прочих народов является чем-то несбыточным. Для этого ему недостает большинства атрибутов, необходимых для признания его нацией. Еврейскому народу недостает той самобытной жизни, которая немыслима при отсутствии общего языка, общих нравов и сожительства на одной и той же территории. Он не имеет своего собственного отечества, хотя имеет много родин, у него нет своего центра, своей точки тяготения, нет ни своего правительства, ни представительства. Он вездесущ, но нигде не дома. Народы никогда не имеют дела с еврейской нацией, а лишь с евреями. Для признания евреев национальностью им недостает того индивидуального народного духа, свойственного всем другим нациям, который создается общностью территории; этот народный дух не мог сохраниться при разбросанности Израиля; более того, даже воспоминание о старом отечестве кажется вполне заглохшим у евреев. Благодаря своей способности приспособляться они легко усвоили чуждые им оригинальные черты народов, в среду которых судьба их забросила. Нередко в угоду тем, кто давал им кров, они отказывались от своей традиционной индивидуальности. Они усвоили (скорее затвердили) известные космополитические тенденции, которые так же мало их удовлетворяли, как и мало убеждали в чем-либо других. Стараясь слиться с другими народами, они до известной степени легкомысленно жертвовали своей национальностью и, однако, нигде не добились того, чтобы сограждане признали их равными себе коренными жителями.
Но что более всего удерживает евреев от стремления к самостоятельному существованию — это отсутствие в них такой потребности. Да, они не только не чувствуют этой потребности, но и не признают за ней никакого права на существование. Отсутствие у больного потребности в пище и питье признается угрожающим симптомом, и не всегда удается излечить больного от опасного отвращения к пище. Но если это даже удается, то подлежит сомнению, в состоянии ли он будет еще принимать пищу, хотя и пожелает.
Евреи находятся в печальном положении такого больного. Этот чрезвычайно важный факт мы должны рассмотреть самым обстоятельным образом. Мы должны доказать, что причина всех бедствий евреев заключается прежде всего в отсутствии в них стремления к национальной самостоятельности. Мы должны доказать, что это стремление нужно во что бы то ни стало пробудить и поддерживать в них, иначе они вечно будут влачить позорное существование; словом, следует доказать, что евреи должны стать нацией.
В том, на первый взгляд, маловажном обстоятельстве, что евреи не признаются народами за самостоятельную нацию, лежит отчасти тайна их исключительного положения и их бесконечных бедствий. Одна принадлежность к еврейскому народу есть неизгладимое пятно, отталкивающее неевреев и тягостное для самих евреев. И однако, корни этого явления глубоко таятся в самой человеческой натуре.
Среди живых народов земли евреи являют собой давно отжившую нацию. С потерей своего отечества евреи утратили свою самостоятельность и подверглись разложению, которое исключает существование целого живого организма. Раздавленное тяжестью римского господства, еврейское государство исчезло с лица земли, но с утратой государственной независимости, с прекращением политического существования еврейский народ не был окончательно уничтожен, продолжая существовать как нация духовно. Мир узрел в этом народе зловещий признак мертвеца, бродящего среди живых. Это таинственное появление блуждающего мертвеца — народа, лишенного единства и внутренней организации, не имеющего клочка земли, не живущего более и все же остающегося среди живых, — этот странный образ, который едва ли еще раз встречается в истории, не мог не произвести глубокого впечатления на воображение народов. И если чувство страха перед призраком есть нечто врожденное человеку, находящее до известной степени оправдание в его психическом мире, то нет ничего удивительного, что оно дает себя знать с особенной силой пред этой мертвой и все же живущей нацией.
Этот страх перед призраком еврейства, в течение столетий переходя из рода в род, все более укреплялся; он привел к известному предрассудку, который в свою очередь, в связи с обстоятельствами, речь о которых ниже, подготовил почву для юдофобии.