Происшествие

В том-то и дело, что в кофейне Джемшир собственными ушами слышал, как богатые окрестные землевладельцы обсуждали преимущества «машинной обработки» земли. Один сказал: «…весь цикл, включая прополку, производится машинами… Об этом рассказывали люди, побывавшие в Америке и видевшие все своими глазами».

— Если так, батраки станут не нужны, — сказал Решид.

— Не может этого быть. Не слушай ты эти глупые разговоры. Ну вместо сотни станут нанимать десяток-другой…

Он подошел к двери. Долгим взглядом окинул улицу и пешеходов. Он стоял и провожал пустыми глазами извозчичьи фаэтоны с обитыми резиной колесами, юркие такси. Джемшир смотрел на улицу, знакомую ему до мельчайших подробностей, но ничего не видел. Его мысли были заняты этой проклятой девчонкой и этими машинами для прополки. Пусть не в этом году, но на следующий привезут машины, и тогда его дело лопнет: спрос на батраков упадет.

А не будет спроса на батраков, и он станет не нужен. Конечно, он должен полагаться на всевышнего, но жить одной милостью аллаха свыше его сил, он привык жить шире. А средства для такой жизни давало ему его «дело»… Конечно, аллах не оставит без куска глотку, которую сам продырявил. Но эта проклятая девчонка… Как она кричала ему в лицо! Вся в Хамзу. Тому только скажи: пойди убей — и повторять не придется: пойдет и убьет.

Джемшир тяжело вздохнул.

Он стареет, а дела идут все хуже. И дети подросли один за другим. Завтра они станут совсем взрослыми, поумнеют…

Ему показалось, что он задыхается.

Чем жить? Где то время, когда из-за красавца Джемшира ссорились женщины, а деньги текли рекой? Почему он не знал им цены? У него была бы теперь, к примеру, кофейня. Он заходил бы по вечерам, чтобы подсчитать выручку. Две тысячи чашечек кофе по десять курушей, итого двести лир. Половину — в дело, половину — в карман. А сто лир в день чистыми — немалые деньги. Он жил бы, как Музафер-бей. Правда, Музафер тратит в день не сто, а тысячу лир, а может быть, и того больше, но никто и не собирается тягаться с беем. Джемшир обошелся бы и сотней. Только бы не заупрямилась эта девчонка… Они пригласили бы Рамазана, выпили бы… Он повернулся к Решиду:

— С того дня он так и не заходил?

Решид сделал вид, что не понял.

— Кто?

— Рамазан-эфенди…

— Нет, не заходил. Только бы твоя Гюллю не заупрямилась…

— Упокой аллах душу отца твоего. У нас с тобой одни мысли…

Он опустился на скамейку рядом с Решидом.

Решид продолжал:

— Если бы твоя Гюллю не заупрямилась…

— Бутылка ракы, закуска… Гюллю прислуживает парню… — стал воодушевленно расписывать Джемшир.

— Упокой аллах душу отца твоего!

— Девчонка изредка прислуживает… А потом мы оставляем их вдвоем…

У Решида заблестели глаза.

— …И говорим Музаферу: простите, Музафер-бей-эфенди, но так случилось, что молодые сотворили глупость…

— И Музафер-бей…

— Отвечает «хорошо», женит племянника на Гюллю, и делу конец.

Решид хлопнул в ладоши и потер руки.

— А в один прекрасный день, — мечтательно сказал он, — когда всевышний призовет Музафер-бея…

Они умолкли, и каждый стал представлять себе, как всевышний призовет Музафер-бея, как все состояние останется его племяннику Рамазану, то есть теперь уже мужу Гюллю, а мужу Гюллю — значит Гюллю. А если Гюллю, то…

Тоски как не бывало. Джемшир выпрямился. Он почувствовал неожиданный прилив сил. Музафер-бей закатывает глаза и переселяется в лучший из миров, а Джемшир — в его имение, на правах тестя Рамазана-эфенди. И пусть везут сюда сеялки, веялки — для него это не имеет уже никакого значения.

Он покосился на Решида. Тот сидел с закрытыми глазами и раскачивался как маятник. Ведь если состояние перейдет к дочери, опекуном будет Джемшир. Но дела Джемшира всю жизнь ведет он, Решид, и никто другой. Человек, который без ведома Решида за всю жизнь не решался сходить по нужде, становится хозяином имения… Кому он поручает дела, как не своему верному Решиду…

— Выдав девчонку за племянника бея, надо устроить ему автомобильную катастрофу… — тихо сказал Джемшир.

— Или пустить ему пулю в лоб! — Решид разрезал воздух рукой.

— Точно. И да простит нам это аллах и сделает сладкими последние годы нашей жизни. И бей перед аллахом не в обиде: попировал всласть! Не грех и нам немного попользоваться!

— Попользуемся, это точно…

— Ты будешь при мне, брат Решид. А твою цирюльню к черту в ад…

Решид с презрением оглядел убогую каморку.

— Не жалко.

— А заодно мы пошлем ко всем чертям и лавочку этого Гиритли.

— Отец наследницы миллионов Музафер-бея не снизойдет до грязной шашлычной Гиритли!

— А то и в Стамбул переедем, а, Решид?

Но Решид не согласился.

— Нет, совсем уезжать нельзя. Нельзя доверять имение чужим рукам. Будем наезжать туда в зимние месяцы, Когда здесь работы кончаются.

— На пальцах перстни, — вслух мечтал Джемшир, — часы у нас на золотой цепочке… И мчимся мы себе в Стамбул!

— Поездом!

— Никаких поездов.

— Машиной?

— Самолетом, вот!

Этого Решид не мог себе представить.