Трижды Величайший усмехнулся своим мыслям, подумав о том, как расходятся дела и слова у всесильных: себя они считают безгрешными, оправдывая свои поступки высшим смыслом. Он, Не Имеющий Имени, наказал Трижды Величайшего за любовь к женщине, родившей первого сына земли и неба Каина, а потом сам сошел к земной деве, и она тоже родила ему сына, который в конце концов был распят по наущению Адуи. Своего сына он, Не Имеющий Имени, заставил людей почитать как бога, а Каина, сына Трижды Величайшего, проклял, лишил бессмертия, но сотни лет не давал ему смерти, мучая старостью и болезнями. А когда во время Потопа все же даровал смерть, то мстительно уничтожил и тело, и дух. Где он, сын Трижды Величайшего? Нет его ни здесь, в царстве тьмы, ни там, в так называемом царстве света, в блаженном раю. Ничего не осталось от сына, только звук имени — Ка-ин. Сын мой, сын, где ты? Не Имеющий Имени знал, как наказать меня, оставив память о тебе, мой сын, уничтожив тело твое и душу. Безжалостно, коварно он мстит! Время идет, земные тысячелетия проносятся, а я не могу забыть то, что невозможно забыть — свое отцовство, твое, мой сын, младенчество и твою, единственный мой сын, страдальческую старость, длившуюся бесконечно…
Стук в дверь нарушил печаль Трижды Величайшего, прервав его размышления.
— Входи, входи, — сказал Трижды Величайший, зная, кто пришел к нему. — Входи. Я давно жду тебя.
Это Рахасен явился отчитаться о сделке, которую совершил на земле по воле Трижды Величайшего.
Странен для Трижды Величайшего был этот житель его царства, и потому Трижды Величайший испытывал к нему непонятный для самого себя интерес — нечто вроде любопытства, хотя давно, казалось, не ведал уже никаких чувств, кроме личной печали и редкого наслаждения от зла, совершаемого и по его воле, и без его воли на земле. В том, что зло не умирает, а победно захватывает все новые и новые поколения людей, он, Трижды Величайший, видел свою месть Не Имеющему Имени. Этот Рахасен был любопытен Трижды Величайшему потому, что не был похож на других детей потустороннего царства: мягок был, он будто даже испытывал нечто похожее на сочувствие к грешным душам, горящим в огне неугасимом. В нем, в юном Рахасене, было что-то от прошлого, от тех, с кем когда-то сам Трижды Величайший летал над первозданным миром, еще не знающим греха. Доброта, сострадание — не те качества, которыми должен обладать тот, кто подвластен воле Трижды Величайшего. Иногда у Трижды Величайшего появлялась дерзкая мысль: не согрешил ли вдруг сам Не Имеющий Имени с жительницей тьмы?
Рахасен стоял перед ним, опустив красивые голубые, совсем нездешние глаза.
— Ну, давай, ври, — сказал Трижды Величайший.
— Нет, — ответил Рахасен, — я не вру, я не умею врать…
— Не умеешь? — удивился Трижды Величайший. — Так научился бы на земле, у людей. Не быстро ли ты вернулся?
— Но я сделал то, что ты велел. Я обменялся душой с человеком.
— «Обменялся»! — вскричал Трижды Величайший. — Ты должен был взять расписку, скрепленную его кровью. Без расписки нет сделки. Иначе надо было убить!
— Зачем? — спросил Рахасен. — Мой долг — наказывать души покинувших землю, но не убивать живых. Или я ошибаюсь? Люди сами справляются с этим. Откуда мне знать, как они это делают?
— Ты не знаешь, как убивать? — воскликнул Трижды Величайший горестно. — Что же ты делал на земле, если не узнал даже этого? Ступай прочь! Отправляйся обратно. Исполни все, как положено. Почему ты выбрал именно его? Чем он прельстил тебя, обыкновенный из обыкновеннейших людей? Что он мог тебе передать? Что ты мог взять у него?
— Я не выбирал, Трижды Величайший. Я шел, забрел в какое-то здание и поднялся к нему в кабинет. Ты ведь сам учил: люди все одинаковы, в каждом заложено в одинаковой степени и зло, и добро. Этот или другой, не все ли равно? У всех, ты же учил, Трижды Величайший, души одинаковы…
— Не тому я вас учил, дураков… Ну, раз дело начато и ты выбрал этого смертного, надо довести до конца. Что стоишь? Иди за распиской. Отправляйся немедленно.
— В чем я провинился? — печально спросил Рахасен.
— Иди!
Он шел через сад, окружавший старинный особняк, в котором обитал Трижды Величайший, и думал о том, что Трижды Величайший несправедлив, ведь он, Рахасен, и без расписки, и без убийства получил душу земного жителя и ощущал ее в себе. Разве не так было бы, если бы он убил человека? Важен результат, а результат есть. Прежде он, Рахасен, не то чтобы испытывал сострадание к душам пришедших с земли в царство Трижды Величайшего, но не находил в себе достаточного рвения придумывать им новые и новые мучения. Жестокости не хватало ему, а сейчас, посетив землю, он уже не испытывал прежней нерешительности. Нет, не хочется ему возвращаться снова в тот мир!