Происшествие на ярмарке

- Верить можно только вот в это! - Он кивнул на церковную утварь, золотым огнем переливающуюся в свете тусклой лампы. - И больше ни во что! Люди тысячелетиями из-за золота грызли друг другу глотки, шли на смерть, совершали немыслимейшие по своей дерзости и риску поступки. Все летит в этом мире вверх тормашками, одни идеи побивают другие, но они все, идеи, призрачны, эфемерны. В них можно слепо верить, но только до поры. А вот это - он высоко, как факел, поднял над головой подсвечник, - вечно! В этом - истинный смысл. И ничто, никакие силы не способны заставить человека, и меня в том числе, отказаться от величайшего соблазна обладания такими богатствами.

Он встал и возбужденно заходил по комнате.

- Впрочем, Григорий, тебе, я вижу, всего этого не понять. Ты ползаешь по земле, как червяк, и надеешься таким образом обрести счастье. Увы, дорогой... А мне наплевать на то, что там еще придумали передовые умы. Пусть возятся, копошатся. Мой внутренний голос говорит мне - делай так, и я его слушаю. Человек не должен быть палачом своих желаний. Разумеется, в пределах разумного...

Резкий стук в дверь прервал его пламенную тираду. Евгений Николаевич встрепенулся и тут же вновь стал прежним: ушел в себя, помрачнел, насторожился. Стук повторился. Ловким движением он сорвал со стола подсвечники и сунул их под крышку чемодана.

- Открывай!

В дверях стоял Гущин.

- Я из уголовного розыска, - спокойно представился он. - Вы, Константинов, пройдете со мной, а вас прошу предъявить документы.

Ни один мускул не дрогнул на лице Евгения Николаевича. Только чуть заметно заходили желваки. Ничем иным не выдавая внутреннего напряжения, он достал из бокового кармана пиджака паспорт:

- Прошу.

- Сухов Евгений Николаевич, 1900 года рождения, - прочитал сотрудник милиции. - Чем занимаетесь?

- Студент, учусь в Харькове, в политехническом. Интересуюсь техническими новинками. С этой целью и сюда с племяшем прибыл. У меня, собственно, под Нижним в деревне родственники проживают. Каникулы решил на Волге провести, с пользой, разумеется. Меня, в частности, дверные устройства интересуют, а здесь они широко представлены.

- Понятно. А с этим субъектом в каких связях? Тоже родственник?

- Нет, что вы! Не приведи господь. Напросился в гости. Когда-то были знакомы. Переживает ужасный кризис, душевную депрессию, так сказать. Зашел поплакаться. В семье у него, действительно, неполадки. Я даже не знал, как от него отделаться. Спасибо, выручили. Что-нибудь серьезное?

- Так, пустяки, - ответил розыскник. - Долго мы его не задержим.

- А в чем, собственно, дело? Почему я должен куда-то идти? - вдруг заартачился Константинов.

- Идите, дорогой, идите, - мягко проговорил Сухов. - Не задерживайте товарища. Там разберутся. С властями лучше жить в мире и согласии, иначе по шее можно схлопотать, неровен час. Шучу, простите... - улыбнулся он Гущину.

Ночью Евгений Николаевич покинул "Неаполь". Виталию сказал, чтобы завтра же ехал домой, а у него самого, мол, есть неотложные дела в губотделе народного образования.

Утром Виталий проснулся, когда уже было совсем светло. Соседняя кровать пустовала, и от этого парень почувствовал себя легко, раскованно, словно скинул с плеч тяжелый груз. Все-таки странный, непонятный этот дядя. Вроде как не от мира сего. Дались ему эти подсвечники... Только Генка... неужели он?

Но думать, рассуждать дальше было некогда, да и не хотелось, попросту говоря. Он был уже весь там, на ярмарке, которая вновь звала многоголосием торговых рядов, музыкой оркестров, возгласами зазывал. Он быстро пересчитал деньги - на билет хватит вполне - и выбежал на улицу.

Прохладный ветер с Оки принес запахи конского помета, пригорелого масла и еще чего-то трудноуловимого. Разноцветие одежды, вывесок, реклам, вымпелов и флагов настраивало на веселый, беззаботный лад.

На невысокой полукруглой эстраде выступают два комика - один в шелковом костюме клоуна, другой одет под Петрушку.

- Скажи, Бим, часы у тебя есть?

- Есть. А что, тебе их отдать? - отвечает тот и громко смеется.

- Я время хотел у тебя узнать, а ты все остришь. Таким юмором только гвозди забивать. Что, съел?

- В твою дурную голову! - под дружный смех собравшихся парирует Бим и исчезает за кулисами. Тут же возвращается, и Петрушка громко сообщает на ухо своему партнеру, что от него не отрывает глаз одна солидная дама, влюбилась, наверное.

- Что ты на это скажешь, Бим? Ведь ты же женат...

- Скажу, что у этой женщины отличный вкус!

Смех, аплодисменты...

У качелей - очередь. Пухлая розовощекая молодая женщина в длинном цветастом сарафане, поплевывая шелуху от семечек, качает головой в такт раскачивающимся люлькам. В крайней из них двое парней с силой натягивают на себя канаты и с каждым махом подлетают все выше. Вот они уже замирают, достигнув наивысшей точки, параллельно перекладине, а вот уже и взлетают над ней...

- Вот окаянные! - обращаясь к Виталию, восклицает женщина. В ее голосе и восхищение, и страх. - Перестаньте, слышите! Ведь вы перевернетесь! - кричит она. Но ребята уже и сами чувствуют, что хватили лишку.