Но, наконец, небо сжалилось надо мною и послало мне знакомство с удивительным человеком. Усадьба принадлежала таинственному мистеру Рочестеру. Мы познакомились банально: однажды поздно вечером, когда я пробиралась через сугробы на почту, чтобы отправить письмо, его лошадь чуть не затоптала меня копытами, а сам мистер Рочестер – прекрасный наездник с отличным зрением – вылетел из седла и повредил ногу. Тем же вечером у камина нам удалось поговорить. Мистер Рочестер в полумраке комнаты казался очень красивым. Очень красивым. Красивым и властным. Я сразу сказала, что не считаю его красивым и подчиняться ему не намерена. Он тут же заинтересовался мною и сказал, что я плохо играю на пианино, рисую так себе и совсем не знаю жизни. Забыла сказать, Адель, я так поняла, была его незаконнорожденной дочерью (правда, все называли её почему-то его «воспитанницей», одно правильно подобранное слово – и мужчина из равнодушного отца превращается в заботливого покровителя), он привёз Адель из Парижа, когда мать девочки умерла. Мистер Рочестер позже в саду сказал мне, что мать девочки была легкомысленной особой, и он понятия не имеет, кто отец. В общем, я могла представить мистера Рочестера и в образе злодея, клеветавшего на погибшую женщину, и в образе рыцаря, воспитывающего чужого ребёнка, это мистер Рочестер оставил на моё усмотрение. Я решила, что он почти рыцарь, доспехи не очень-то сияют, но, может быть, он перевоспитается. Ребёнком он совсем не занимался, если не считать покупки для девочки платьев и кукол. Дарил он платья и куклы с такой кислой миной, что даже мне, постороннему человеку, становилось за него стыдно. Кроме того он не раз говорил, что девочку поместит в приют, а меня выгонит с работы, если решит привести в дом миссис Рочестер. Зачем миссис Рочестер чужой ребёнок? Пусть девочка ест хлеб с сыром и твердит молитвы в каком-нибудь учебном заведении, пока её отец будет весело проматывать своё состояние с очередной женщиной.
Мы с мистером Рочестером часто встречались в гостиной, в холле, в саду. Он, то язвил и грубил мне, то называл маленьким эльфом, способным околдовать его кобылу. В общем, отпускал странные комплименты, я его плохо понимала и, может быть, поэтому он мне казался очень таинственным, ну просто дьяволом из романов. К нему стали приезжать гости, среди которых была прекрасная мисс Бланш Ингрэм, с которой он так безбожно флиртовал, что все в доме были уверены, что он уже обязан на ней жениться. Я пила чай, слушая сплетни, и заедала слёзы поджаренным хлебом. Мистеру Рочестеру доставляло особую радость видеть меня среди богатых гостей: я тихо сидела в углу гостиной в своем перештопанном платье и молчала в ответ на насмешки разряженных соседей мистера Рочестера. В общем, вскоре я поняла, что по уши влюблена в этого сильного и властного человека.
Наконец, он сделал мне предложение, и мы пошли в церковь. В церкви оказалось, что мистер Рочестер женат.
– Да как ты мог, – подумала я, страдальчески на него глядя.
– Я женат формально, Джейн!
– Как это формально? Вы живёте в одном доме.
– Джейн, Джейн, счастье моё! Верь мне! Моя жена… безнадёжно больна, я не могу её бросить.
– Чем это она больна?
– Она… она… она сумасшедшая. Кидается на всех с криком и перестала расчёсываться и умываться.
– Да ты ведь запер её на чердаке, приставил к ней всегда пьяную служанку и даже не даёшь своей жене выйти подышать свежим воздухом вот уже несколько лет!
– Ну как же, как же я её выпущу дышать свежим воздухом! – вспылил мистер Рочестер. – Ведь тогда все узнают, что я женат! На сумасшедшей! Что скажут люди! – он схватил меня в объятия и стал покрывать поцелуями моё лицо: – Джейн, любимая! Мы уедем, я подарю тебе весь мир! Всё, что ты захочешь, Джейн! Я столько страдал, ведя пустую праздную жизнь с женщинами легкого поведения в Париже, Венеции, Вене. Меня не надо осуждать, ведь я аристократ и женат на сумасшедшей. Я хочу теперь вести праздную жизнь с тобой, с честной нравственной девушкой! Радость моя, счастье моё, посмотри на меня, любовь моя, ты мне веришь? Тебе так важно замужество? Мнение света? Эта пустая формальность?
Что-то стало подсказывать мне, что он меня запутывает. Я попыталась высвободиться из объятий и посмотрела в окно, нужно было отвлечься от поцелуев и поразмыслить. Как это пустая формальность? Мы живем в девятнадцатом веке, у меня нет денег, жилья, у меня только одно серое платье, привезенное мною из Ловуда, что я буду делать с ребёнком на руках, если мистер Рочестер влюбится ещё в кого-нибудь? Я вспомнила про Адель: один ребёнок – кандидат для поездки в приют – у него уже есть, неизвестно, что будет с другим, если мать малыша так же, как и француженка, легкомысленно умрёт незамужней и без денег. Моё имя точно так же можно будет забрасывать грязью и камнями, как имя матери Адель, для того, чтобы ребёнок ни на что не претендовал и довольствовался овсяной кашей в приюте, пока очередная девица будет в шелках и бархате любоваться красотами Италии с его отцом.