Пройти по Краю Мира

После ужина я сидела во дворе вместе со Старой Вдовой и ее невестками, прислушиваясь к комариному звону и шушукающимся голосам. Прихлопывая на себе насекомых, я думала о большом веере, которым Драгоценная Тетушка спасала нас обеих от жары и кровопийц. У меня стали закрываться глаза, и Старая Вдова велела мне идти спать. Я отправилась на грустную маленькую койку с веревочным матрасом, на которой лежал узелок с моими вещами. Ощупывая пальцами дыры в ротанговом плетении наматрасника, я поняла еще одну вещь: сегодня я впервые в жизни буду спать одна. Я легла и закрыла глаза. Проваливаясь в дрему, я услышала, как за стеной скребутся крысы, и наклонилась, чтобы посмотреть, поставили ли под кровать миску со скипидаром. Ее там не оказалось. И вместо того, чтобы исполниться благодарности к тетушке за то, что она все это для меня делала, я разозлилась на нее за то, что она вырастила меня такой глупой.

Проснувшись, я обнаружила, что рядом нет никого, кто бы причесал мои волосы и осмотрел мои уши и ногти. Расчески у меня не было, поэтому мне пришлось разбирать сбившиеся пряди пальцами. Рубашка и брюки, в которых я спала, оказались мятыми и потными, но их нечем было заменить. И я точно не могла пойти в них на важную встречу, которая ждала меня сегодня. Та одежда, которую я сама выбрала для поездки, оказалась совсем неподходящей. Я уже достаточно выросла, но была совершенно беспомощной и глупой. Вот как хорошо воспитала меня Драгоценная Тетушка!

Когда я предстала перед Старой Вдовой, та воскликнула:

— У тебя что, голова пустая, как яичная скорлупа? Почему на тебе зимняя куртка и зимние брюки? И что случилось с твоими волосами?

Что я могла ей ответить? Что Драгоценная Тетушка отказалась дать мне совет? Дело было в том, что, выбирая одежду, я старалась взять лучшее, с самой красивой вышивкой. И ранним прохладным утром, когда я собиралась, мой выбор не казался мне неудачным.

— Какой ужас! — восклицала вдова, просматривая одежду, которую я взяла с собой. — Мне жаль семью, которая возьмет эту глупую девицу в невестки.

Она бросилась к своим сундукам в поисках одежды, которую сама носила в дни своей стройной юности. В конце концов она остановила выбор на платье, которое дала одна из ее невесток: не слишком старомодном легком ципао с высоким воротником и короткими рукавами. Оно было сиреневое, усыпанное нежнозелеными цветами, с такого же цвета каймой и застежками. Старая Вдова Лау сама расплела мои спутавшиеся косицы и расчесала их мокрой расческой.

В полдень она объявила, что мы идем в лавку, и сказала слугам, чтобы не ждали нас к обеду. Она была уверена в том, что ее кузен, продавец туши, готовит особенный обед.

— Если та семья уже пришла, — предупредила она меня, — ешь понемножку от каждого блюда, чтобы показать, что ты некапризна, но не жадничай. Следи за тем, чтобы сначала от этого блюда угощались другие, и веди себя так, словно ты самая скромная.

Улица Фонарщиков была недалеко от района Горшечников, не дальше тридцати минут езды на рикше, но Старая Вдова боялась опоздать на «случайную встречу». Она обязательно хотела прибыть туда заранее.

— Что, если наш рикша окажется старым и хромым?! — причитала она. — Что, если пойдет дождь?!

И вот в середине дня я оказалась перед нашей семейной лавкой, сгорая от нетерпения встретиться с отцом. Старая Вдова расплачивалась с рикшей, вернее, спорила с ним из-за того, что он запросил слишком большую цену за второго пассажира, потому что я была еще совсем ребенком.

— Ребенок? — фыркнул рикша. — Где твои глаза, старуха?

Я же не отрывала взгляда от коленей, накрытых сиреневой тканью одолженного платья, и ощупывала аккуратно стянутый на затылке узел волос, одновременно гордясь и смущаясь оттого, что рикша увидел во мне взрослую женщину.

Почти каждая дверь, выходившая в переулок, вела в магазин или лавочку, и на всех дверях висели красные плакаты с пожеланиями удачи. Плакат в витрине нашей лавки показался мне самым красивым. Он был выполнен курсивом, в том стиле, которому меня учила Драгоценная Тетушка. Такая манера письма выглядела очень дорого и, скорее, напоминала рисунок, где иероглифы казались ветвями, прогибающимися от ветра.

Глядя на них, можно было сразу сказать, что написавший их человек был художником, образованным и заслуживающим всяческого уважения. Мне пришлось признать в этом произведении искусства руку Драгоценной Тетушки.