Пять дней я не могла сдвинуться с места. Я не ела, даже плакать не могла. Просто лежала на кане и чувствовала, как воздух уходит у меня из груди. Когда мне казалось, что во мне больше не осталось ни глотка воздуха, грудь сдавливало еще сильнее. Иногда мой разум просто отказывался поверить в то, что случилось, не мог этого принять. Я лежала и вслушивалась, в надежде различить тетушкины шаги, увидеть ее лицо. Но видела я его только во сне и только сердитым. Она говорила, что проклятие теперь пало на меня и что я больше никогда не обрету покоя. Я была обречена на страдания. На шестой день я начала плакать и не останавливалась, проплакав с утра до поздней ночи. Потом, наутро, у меня больше не осталось чувств. Я встала и вернулась к прежней жизни.
Больше никто не упоминал о моем присоединении к семье Чан. Брачный контракт был расторгнут, и мать больше не делала вида, что я — ее дочь. Я теперь не понимала, каково мое положение в этой семье, а мать, когда сердилась, грозилась продать меня в рабство туберкулезнику или пастуху. Никто не говорил о Драгоценной Тетушке, ни о живой, ни о мертвой. И хоть тетушки все это время знали, что я была ее незаконнорожденной дочерью, они ни разу не проявили ко мне сочувствия как к оплакивающему мать ребенку. Когда я не могла остановить свои слезы, они просто отворачивались и занимались своими делами.
Только Гао Лин робко заговаривала со мной:
— Ты еще не проголодалась? Если ты не хочешь этот пельмень, я могу его доесть.
И еще я хорошо помню, как она часто приходила ко мне, пока я лежала на кане, гладила меня по руке и называла Старшей Сестрой.
Через две недели после того, как Драгоценная Тетушка убила себя, в наши ворота вбежал человек, выглядевший нищим, за которым гнались все демоны преисподней. Этим человеком оказался Младший Дядюшка из Пекина. Его глаза, как и дыры на одежде, были все в саже. Когда он открывал рот, раздавались только сдавленные крики.
— Что случилось?! Что случилось?! — слышала я восклицания матери.
Все остальные высыпали из студии. Некоторые постояльцы нашего дома бежали бегом, за ними ползли плачущие дети и лающие собаки.
— Все пропало! — прокричал Младший Дядюшка.
Его зубы стучали так, словно ему было холодно. — Все сгорело! Нам конец!
— Сгорело?! — воскликнула мать. — Что ты такое говоришь?!
Младший Дядюшка упал на скамью, по его скулам ходили желваки.
— Лавка, выходящая на улицу, и жилые комнаты позади нее — все превратилось в прах.
Гао Лин схватила меня за руку.
Мало-помалу мать и тетушки вытянули из него всю историю. Он рассказал, что прошлой ночью к отцу приходила Драгоценная Тетушка. У нее были распущены волосы, а лицо заливали слезы и кровь, и отец сразу понял, что видит призрака, а не обыкновенный сон.
— Лю Цзинь Сэнь, — обратилась к нему тетушка, — ты ценил древесину камфорного дерева больше моей жизни? Так пусть дерево горит сейчас так, как горю я.
Отец махнул рукой, чтобы прогнать призрака, и сбил масляную лампу, которая не во сне, а наяву стояла возле его койки. Когда Старший Брат услышал грохот, он встал и зажег спичку, чтобы посмотреть, что пролилось на пол. И в этот момент, по словам Младшего Дядюшки, тетушка выбила спичку из его пальцев — и все в один момент оказалось объято ревущим пламенем. Старший Дядюшка крикнул Младшему Дядюшке, чтобы тот помог ему погасить огонь, но из-за коварного обмана тетушки он вместо кувшина с холодным чаем схватил кувшин с крепленым вином и плеснул им в огонь, который разгорелся еще сильнее. Мужчины вытащили сыновей из соседней комнаты и, стоя во дворе, смотрели, как пламя пожирает мебель, стены и плакаты с пожеланиями удачи. Чем дольше горел огонь, тем яростнее становился. Он пробрался в лавку и пожрал свитки известных ученых, написанные их тушью, а также обтянутые шелком коробочки с самой дорогой продукцией. И когда тушь расплавилась и из нее стала выделяться смола, огонь взревел с еще большей силой. В течение одного часа все достояние семьи вознеслось в небеса в виде приношения из пепла и ядовитого дыма.
Мать, Старшая и Младшая Тетушки прижали руки к ушам, словно стараясь защититься от того, что слышали.
— Судьба обратилась против нас! — вскричала мать. — Что может быть хуже этого!
Но Младший Дядюшка рассмеялся, а потом заплакал и наконец рассказал о том, что было еще хуже его первой вести.
Постепенно загорелись дома, прилегавшие к нашей лавке. В тех, что восточнее, продавали ученые книги, а лавка, что стояла западнее, по самые балки была заполнена работами известнейших художников. И вот посреди ставшей ярко-оранжевой ночи владельцы этих лавок выбрасывали свой товар прямо на покрытую пеплом улицу. Прибыли пожарные, к ним присоединились жители района, и на огонь было вылито столько ведер воды, что показалось, будто прошел дождь. А потом дождь действительно пошел, он обрушился мощной пеленой, уничтожая то немногое, что удалось вынести из огня, но спасая всех остальных от угрозы пожара.