Прокаженный

Когда он уже потерял счет времени, снова заскрежетал замок, и крепкие руки, набросив ему на голову мешок, потащили аспиранта куда-то вниз по лестнице. Отовсюду слышались ужасающие, громкие вопли, густо пахло кровью, мочой и экскрементами. Скоро его, догола раздев, толкнули на что-то обжигающе холодное, накрепко прикрутили руки к подлокотникам, и он понял, что сидит в железном кресле, в сиденье которого имеется отверстие. Когда повязку с его лица сняли, Титов, жмурясь от света факелов, увидел, что находится в мрачном каземате, перед ним на возвышении были места святого трибунала, сбоку сидел с пером наизготове нотариус. Аспирант глянул в другую сторону и содрогнулся — там было представлено во множестве все то, что изобрел человек для адских страданий ближнего своего.

— Как следует посмотри, — раздался внезапно под низкими сводами голос. — Это дыба.

Говоривший, человек невысокого роста, лицо которого терялось под черным капюшоном, дотронулся рукой до бурых веревок.

— Есть два способа ее применения. Это — страп-падо и скуозейшн. В первом случае тебя подвесят за веревки, привязанные к запястьям, а к ногам прикрепят груз. — Инквизитор указал на валявшиеся неподалеку куски железа. — Представляешь, как ты сразу подрастешь. — Он хрипло рассмеялся, и это было очень страшно. — Ну а если ты закостенел в грехе, тогда испробуешь скуозейшн — подбрасывание. Веревку сначала отпустят, потом резко натянут, прежде чем ноги коснутся пола, и все суставы твои выйдут из сочленений. Так будет продолжаться раз за разом, пока тело твое не превратится в выжатую тряпку. Если и это не поможет, есть еще способ. — Инквизитор внезапно перешел на шепот. — Под стулом, на котором ты сидишь, будет разведен медленный огонь, и ты будешь долго жариться. Потом тебя вытащат и протрут специальным бальзамом, чтобы наутро посадить в бочку с кипящей известью. А потом, полуживого, будут скоблить проволочными щетками.

Он выдержал паузу и посмотрел в угол.

— Смотри! Это мясорубка для костей ног. Слышал бы ты, как кричат попавшие в нее!

От ужаса аспирант перестал понимать происходящее. Его трясла мелкая дрожь, на теле выступил холодный пот, а рассказчик, видимо, почувствовал прилив вдохновения.

— Если ты признаешься в грехе и покаешься перед господом нашим, то примешь быструю и легкую смерть через повешение, тогда как закостеневших еретиков мы сжигаем заживо на свежесрубленных дровах. Представляешь, каково задыхаться в дыму? А для особо упрямых есть еще более жуткая казнь — «качалка». Тебя будут окунать в пламя и сразу вытаскивать, и так от рассвета до заката, пока утроба твоя не закипит, не раздуется чудовищно и не лопнет.

Итак, готов ли ты признаться в ереси?

Пе дожидаясь ответа, инквизитор:

— Для начала следует поискать амулет, который делает его невосприимчивым к боли. Надо посмотреть под ногтями, а в первую очередь, конечно, в мошонке.

Палач понимающе кивнул и забренчал чем-то металлическим на столе. Титов увидел в его руке острый ланцет и зашелся в долгом, животном крике…

Внезапно он увидел яркий свет галогеновых ламп. Мрачные каменные своды исчезли, и аспирант ощутил себя полулежащим в удобном кожаном кресле, которое стояло в центре просторного застекленного бокса. Жутко болела голова, желудок пульсировал у самого горла, и казалось, что не было сил даже на то, чтобы пошевелить рукой.

— Ну-с, как, молодой человек, спалось? — Совершенно мерзкий по тембру голос вынудил Титова повернуть голову, и он увидел небритого мужчину в неопрятном, когда-то белом халате. Тот, издевательски ощерившись, курил «Радопи». — Снилось что-нибудь приятное?

— Ах ты сука. — Аспирант хотел было подняться, но сразу же в глаза ему уперся взгляд худосочной брюнетки, устроившейся на стуле неподалеку, и он, мгновенно сникнув, откинулся на спинку кресла. Небритый довольно хмыкнул и закинул ногу на ногу. — Меня зовут Григорий Павлович, я профессор и член-корр, кроме того, имею звание полковника. А с вами, Титов, беседую в служебном порядке.

Он замолчал, щелкнул зажигалкой и бесцеремонно выпустил табачный дым в лицо аспиранту.

— Вам известно, наверное, Юрий Васильевич, что мысли, чувства и ощущения человека материальны? Ничто в природе не исчезает, все откладывается в определенные информационные поля. Одна из подобных структур связана с убийствами, насилием, болью. Впрочем, с ней вы уже знакомы. Преотлично. Так вот, — голос его внезапно стал жестким и очень похожим на давешний, инквизиторский, — вас, Титов, приговорили к расстрелу, то есть формально вы мертвы. Если вы не согласитесь работать с нами или станете себя плохо вести, сознание ваше снова будет напрямую подключено к этому информационному полю. Только на этот раз до победного конца — до тех пор, пока вы не сойдете с ума. Наверное, это и есть муки грешника в аду? Вы сами-то как считаете? А?

«Да у тебя у самого крыша поехала». — Аспирант мрачно глянул на него, нашел в себе силу тоже улыбнуться и сказал:

— Ну ты и гнус!