Проходи, одиночество, слушай мою историю

Белой подходит зима не только в запахе, но и в волосах снежинками – она совсем не замерзала, загребая их в комья голыми ладонями. Нас отогревали какао в ближайшем кафе, мы оставили ему вместо чаевых пару лужиц от промокших курток. Белую на обратном пути развязало на разговоры о всемирных художниках и самых известных картинах, а мне хотелось под её голос просто незаметно уснуть на подголовнике – каждый хоть раз так делал, разве нет?

– Ты не слушаешь, – она такая, да, она будет требовать уважительного отношения к её словам, если говорит. Я глубоко вздохнул.

– Да, я согласен, что Миро нас наебал с собакой, у него явно психологическая травма детства из-за питомцев. – Поднял на неё глаза. – Может, просто помолчим?

И тогда…

Я чувствую, что содержимое бутылки почти закончилось, а надобность в нём только усилилась. Мой гость нутром чувствует этот очень важный момент, что специально подталкивает меня:

– Что же тогда?

Холод пробирается под одежду. Я сжимаю у лба кулак.

Белая не поленилась даже машину остановить, чтобы меня поцеловать. Просто затормозила на обочине и потянула на себя, размазывая по губам остатки снежной влаги, вперемешку с какао, с таким чувством, таким дыханием и намерением, будто говорила: «ты не можешь ничего возразить». Как я мог? Я уже полностью в ней пропал.

И когда мы поехали дальше, уже совсем в себя пришедшие, Белая произнесла:

– Не каждый человек захочет с тобой остаться в тишине. Это очень… – она сжала пальцы на руле до побеления костяшек, и так и не закончила. А я и не ждал.

Слишком много, слишком ярко.

Когда у Белой нет клиента, она попросту сидит в квартире, критикует Шерлока, пересматривает Докторов (Хауса и Кто), пытается полюбить «Во все тяжкие» (но хоть убей, ей он не зашёл).

Я постоянно прибегал, топтался в коридоре, не раздеваясь, в ожидании, а она иногда смотрела на меня с пола и спрашивала:

– Что?

– Ты идешь?

Белая отрицательно качала головой. Хотелось откровенно выругаться или тут же уйти, хлопнув дверью – она чувствовала это и поясняла:

– Не хочу сегодня никуда выходить.

Дверь оставалось закрытой, конечно, я неумел в демонстрациях обиды, и просто опускался рядом с ней на пол, недовольно спрашивая:

– Ну и что тогда?

– Поможешь мне составить коллаж любимых цитат на стену.

Не представляю, какого вида была моя улыбка в момент нахождения знакомой фразы Бэкона: «Всякая утонченная красота всегда имеет в своих пропорциях какую-то странность».

Мы тогда исписали кучу бумаг, потом закрывали ими обои. Белая говорила, смотря на это всё:

– Взгляни. На нас будто смотрят Шекспир, Ремарк, Гленвел, Чоран. Со всех сторон. Так и шепчут свою философию, насыщают ею.

Я кивал, вчитываясь в строки из учения Лакана.

Человек старается жить идеями и идеалами…

Белая перевёла взгляд на меня, коротко усмехнулась и на несколько секунд приложилась носом к моему плечу.

Он живет сочувствием и участием, разумом и самопожертвованием.

Белая собирает в кучу ненужные остатки, ножницы, клей, поднимается на ноги.

Потому что в конечном счёте мы можем оценить значение своей жизни…

Белая скрывается где-то в коридоре, не сказав ни слова, и я остаюсь один на полу, растерянно обернувшийся через плечо.

…только ценностью для других.

Из кухни доносится:

– Идём, пообедаем.

Это было её спасибо.

Но я чувствовал себя счастливым даже так.

Мы постоянно занимались какой-то ерундой, честное слово, это больше даже смахивало на дружбу ненормальных нервозников, хотя я никогда не шёл против Белой – я спешил следом. Мы двадцать раз на дню бегали в продуктовые, провожали автобусы, тренировали терпение карточными домиками, смотрели документальное чтиво.

Поздней ночью, однажды, бегая по телевизионным каналам, обнаружили, что на триста восьмом в половину первого начинается порно – прекрасная находка. А заканчивается ровно в три – безусловно, мы всё проверили.

Мы засыпали на кровати, на диване, полу, иногда 50 на 50, просыпались, когда кто-то бродил пить воду из-под крана, вдвоем не могли заснуть, маясь у батарей с локтями на подоконниках и болтая о бессмыслицах.

– Самый ужасные из снов, – сказала однажды Белая, – это сон во сне. Издевательство разума, особенно когда снится что-то плохое. Шутка про то, что всё уже закончилось, а на самом деле – второй круг. И когда просыпаешься на самом деле, тебе уже всё равно. Потом ходишь вся день в ожидании вновь очнуться в кровати, и принимаешь всё не всерьез. Знаешь, – она потерла пальцами веки, – день нашего знакомства был примерно такой. Я просто так взяла тебя с собой, даже не подумав. Обычно я никого на обед не зову.

Честно слово, я ждал следующих слов, потому что боялся что-либо спрашивать, и реагировать не знал как – обидится, что ли? Меня приняли тогда с легкомыслием?