Проходки за кулисы. Бурная жизнь с Дэвидом Боуи

И так далее, и тому подобное. Я совершенно потеряла контроль, сорвалась с цепи, выкрикивая все, что только могло причинить боль – просто лягалась, потому что причинили боль мне, потому что я была зла, а он попался под руку. Я бушевала, пока не наступил мой великий уход со сцены; пока я не вырвалась вон из номера, хлопнув дверью, вон из отеля, подозвала такси и рванула из Пенсильвании обратно на Манхэттен.

Вот уж действительно великий уход, и, по-видимому, он произвел на Кирка огромное впечатление. Он не позвонил, не написал, не отправил телеграммы, даже не послал дюжины красных роз. Я упрямо стояла на своем и тоже не пыталась с ним связаться. Так обстояли дела, когда мое расписание позвало меня обратно в Лондон.

Так они обстояли, и когда я получила трансатлантический звонок от Лии примерно через неделю. Кирк погиб, сказал он. Он пил с парой парней у них дома, на пятом этаже, выпал из проема черного хода и мгновенно убился насмерть.

Может он упал, а может его толкнули. Ходили слухи, что, возможно, эти парни хотели его трахнуть, а он не хотел, те разозлились, и они все были пьяны... или они просто были пьяны... или может...

Не все ли равно? В любом случае, Кирк умер, ушел! Его прекрасная голова разбилась – вся его чудесная, теплая жизнь взорвалась на мостовой этого проклятого города, этой сточной канавы.

Я просто не могу описать поднявшуюся черную волну безнадежности, депрессии и вины, обрушившуюся на меня.

Я не оправилась, я просто отвергла этот факт. Я пила свой фруктовый сок с ПМА в своем милом доме со своими милыми друзьями и мило проводила время. И все было просто замечательно. Мой муж видел мое выступление в шоу Майкла Дугласа, как он мне сказал, и написал для меня новую песню: “Golden Years”. Он спел ее мне по телефону – точно, как много лет назад “The Prettiest Star”.

И это возымело похожий эффект. Я купилась. Даже если Дэвида нет со мной, думала я, мы всегда будем вместе – точно, как в этой песне. Мне очень нужно было почувствовать, понимаете, что все хорошо.

И я не предприняла никаких действий. Осталась на своем посту в качестве миссис Боуи.

Но все было отнюдь не хорошо. Все шло к черту. В прямом смысле.

Я поняла это, опять же, из трансатлантического звонка. На сей раз звонил Дэвид, вернее, то существо, в которое Дэвид превратился – оскорбляющее друзей, попирающее чувства, охочее до денег – законченный Скоростной Вампир. Как и все кокаинисты и до него, и после, он научился путешествовать далеко и быстро, чтобы поддерживать свой ум непрерывно вертящимся в узком плотном кружке, даже оставаясь идеально неподвижным, чтобы обеспечить себе существование почти полностью избегающее дневного света, чтобы усвоить взгляд на мир с вершин беспредельной паранойи (в данном случае без особого напряжения) и чтобы постепенно высосать жизнь из всех близких.

Он звонил мне из Лос-Анджелеса – всего в какой-то половине мира от Оукли-стрит – но по тому, как он звучал, он с таким же успехом мог быть в какой-нибудь ужасной холодной черной дыре, где-то там, в безвременной бесконечности, далеко за пределами достижения простого земного человеческого тепла.

Он сказал, что очутился в лапах у дьявола, или почти очутился. Он находился в каком-то доме – он не знал, где точно, только, что это Эл-Эй – и трое человек, колдун и две ведьмы, удерживали его для каких-то ужасных сатанинских целей, которые он очень путано пытался объяснить. Он хочет выбраться отсюда, сказал он, но у него нет денег, и он не знает, где находится, и в любом случае ведьмы не выпустят его. Он звучал туманно и бессвязно и обезумел от страха – он прямо нагонял жуть.

Я слыхала Дэвида говорящим из очень холодных и странных мест – и по телефону, и во плоти, – но на сей раз все звучало гораздо хуже того, что мне доводилось слышать раньше. Я испугалась и стала настаивать, чтобы он дал мне номер телефона, по которому звонит, убеждая, что он не может держать его в секрете, если хочет выбраться оттуда. Это показало, насколько ему было страшно – то что он дал мне номер телефона, прежде чем повесить трубку, или прежде чем кто-то повесил трубку за него.

Дрожа от страха, я немедленно позвонила в Лос-Анджелес и, к своему великому облегчению, сразу дозвонилась до Майкла Липпмана, нового менеджера, с которым Дэвид перестраивал все свои дела.