Проклятая Дорога (расширенная версия)

Тэннер пожал плечами:

- Не знаю. Наверное, оттрахали бы и продали.

- Ага, для вас, ребят с Варварского Побережья, это обычное дело? Ну, в смысле - торговля людьми?

Тэннер еще раз пожал плечами.

- Было обычное, - буркнул он. - До Большой Облавы.

- Как тебе удалось уцелеть? Я думал, там все вычистили под ноль.

- Срок мотал, - пояснил Тэннер. - За В.Н.

- Это что?

- Вооруженное нападение.

- И что ты стал делать, когда освободился?

- Согласился на реабилитацию. Меня устроили на работу - почту возить.

- Ага, я про это слыхал, только не сообразил, что речь о тебе. Они уже думали, ты будешь паинькой, ценный работник, хоть сейчас на повышение... А ты возьми да отмутузь босса - и прощай работа. Как это вышло?

- Он вечно цеплялся ко мне из-за срока и моей старой кодлы с Побережья. Наконец этот урод меня совсем достал, и я сказал ему, отвали, мол, а он давай ржать. Ну, я угостил ублюдка цепью и вышиб ему передние зубы. И сейчас сделал бы то же самое.

- Скверно.

- Водилы лучше меня у этого идиота не было. Так что не я, а он внакладе. Больше никто не рвался гонять в Альбукерке - да и сейчас не рвутся. Разве что с бабками припрет.

- А тебе работа нравилась?

- Угу, мне в кайф за рулем.

- Наверное, когда тот тип начал тебя доставать, надо было попросить о переводе.

- Знаю. Теперь я, пожалуй, так бы и сделал. Но я взбесился, а тогда у меня забрало падало куда быстрей, чем сейчас. Думаю, с тех пор я поумнел.

- Если рейс пройдет удачно и ты вернешься домой, то, скорее всего, опять сможешь получить ту работу. Ты бы взялся?

- Во-первых, - фыркнул Тэннер, - насчет «удачно» ты губы не раскатывай. А во-вторых, если мы все-таки доедем до этого городишки и в тех краях еще будут люди, вряд ли я попрусь назад.

Грег кивнул.

- Что ж, неглупо. Там ты будешь героем. Про твой срок никто, в общем, не знает. Пристроишься к толковому делу, люди помогут...

- Герой кверху дырой, - буркнул Тэннер.

- Ну а я, если у нас все спляшется, вернусь.

- Поплывешь вокруг мыса Горн?

- Ага.

- Может, оно и занятно. Вот только зачем?

- Мать далеко не молода, братьев и сестер - целая орава, и все на мне, да девчонка у меня там...

Небо постепенно меркло, и Тэннер увеличил яркость экрана.

- А какая у тебя мать?

- Славная старушка. Вырастила нас восьмерых. А сейчас вот артрит замучил.

- А какой она была, когда ты был маленьким?

- Днем работала, но еду нам стряпала, а иногда приносила конфет. Обшивала нас. Истории рассказывала - ну там как до войны было. Играла с нами, а то игрушки дарила.

- А твой старик? - немного погодя спросил Тэннер.

- Пил как лошадь и ни на одной работе долго не задерживался, но колотил нас не очень сильно. В общем, неплохой был старик. Попал под машину, когда мне было лет двенадцать.

- И теперь вся семья на тебе?

- Ага. Я старший.

- И чем ты занимаешься?

- Да тем самым, чем ты когда-то: вожу почту в город Альбукерке.

- Шутишь?

- Нет.

- Чтоб я сдох! А Гормэн - все еще в начальниках?

- В том году ушел по нетрудоспособности.

- Чтоб я сдох! Занятно. Слушай, ты в Альбукерке заходил когда-нибудь в кабак «У Педро»?

- Бывало.

- У них все еще играет на пианино такая маленькая светловолосая девчонка? Маргарет звать?

- Нет.

- Вот как?

- Там теперь наяривает какой-то малый. Толстяк со здоровенным перстнем на левой руке.

Тэннер кивнул и, начиная подъем на крутой холм, сбросил скорость.

- Как голова? - поинтересовался он, когда вездеход, перевалив через вершину, начал съезжать по противоположному склону.

- Теперь как будто в норме. Я у тебя слопал пару таблеток аспирина под содовую.

- Готов малость порулить?

- Само собой. Легко.

- Тогда ладушки. - Тэннер, нажав на клаксон, остановил машину. - Проедешь по компасу сотню миль и разбуди меня. Договорились?

- О’кей. На что обратить особое внимание?

- Змеи. Несколько штук тебе наверняка попадется. Вертись как хочешь, но их не задевай.

- Заметано.

Мужчины поменялись местами. Тэннер разложил кресло, выкурил полсигареты и уснул.

* * *

Колокол заглушал каждое седьмое слово, но эту свою речь он произносил далеко не в первый и даже не в седьмой раз, так что от жавшихся на скамьях восьми стойких слушателей - пяти женщин и троих мужчин разного возраста и разной степени подавленности - почти ничто не ускользнуло. Другие подходили, останавливались в сторонке под фонарями и, послушав, торопились прочь - начинал сеять дождик, а то, о чем вещал пастор, давно утратило новизну.

Пасторский воротничок оратора обмахрился, на правой руке белели бинты, и с каждым ее взмахом (а жестикулировал он энергично) повязка как будто становилась грязнее.

У проповедника была совсем недавно пробившаяся бородка, зато ветхий черный костюм явно знавал лучшие времена.