Проклятая Дорога (расширенная версия)

- Здесь написано, что если я доберусь до Бостона, то получу «полную амнистию в связи с любыми противоправными действиями, когда-либо совершенными на территории Калифорнийской державы»... - заметил он.

- Верно.

- А если вы еще не все знаете? Вдруг кто-нибудь стукнет на меня потом?

- Там ведь сказано, Черт, - «в связи с любыми противоправными действиями».

- Ладно, толстый, уговорил. Снимай с меня браслеты и показывай тачку.

Дентон вновь уселся по другую сторону стола.

- Позвольте довести до вашего сведения еще кое-что, Черт, - сказал он. - На случай, если где-нибудь по пути вам взбредет в голову тихо исчезнуть, другие водители получили приказ. Они моментально откроют огонь и оставят от вас лишь горстку золы. Картина ясна?

- Угу, - хмыкнул Черт. - Полагаю, я должен оказать им такую же услугу?

- Правильно.

- Неплохо. А может получиться еще и забавно.

- Я знал, что вам это придется по вкусу.

- Теперь расцепите-ка меня, и я возьмусь за дело.

- Не раньше, чем я выскажу все, что о вас думаю, - отрезал Дентон.

- Ладно, если не жаль времени костерить меня, пока гибнут люди...

- Заткнитесь! Вам плевать на них, и вы это знаете! Я хочу сказать, что еще не встречал более низкого, подлого, достойного всяческого порицания двуногого. Вы убивали мужчин и насиловали женщин, а как-то раз просто для потехи выдавили человеку глаза. Дважды вас судили за распространение наркотиков и трижды - за сутенерство. Вы пьяница и дегенерат и, по-моему, сроду не мылись. Вы со своими громилами терроризировали порядочных людей, когда после войны те пытались заново наладить жизнь. Вы грабили их, оскорбляли, глумились и под угрозой насилия отнимали деньги и предметы первой необходимости. Лучше б вы вместе с прочими погибли во время Большой Облавы. Вас можно назвать человеком исключительно в биологическом смысле. Где-то внутри, там, где у других людей есть нечто, позволяющее им жить вместе, сообществом, и поддерживать добрососедские отношения, у вас - большое омертвелое пятно. Единственное ваше достоинство (если это можно так назвать) состоит в том, что рефлексы у вас чуть быстрее, мускулы чуть крепче, глаз чуть острее, чем у нас, и, усевшись за баранку, вы способны проехать где угодно. Потому-то Калифорнийская держава и готова простить вашу бесчеловечность в том случае, если вы употребите свое единственное умение не во зло, а во благо. Я это одобрить не могу. Не желаю зависеть от вас - не тот вы субъект. Я бы с огромным удовольствием сделал так, чтобы вы сгинули в этом рейсе, и, очень рассчитывая, что кто-нибудь прорвется, надеюсь, это будет кто-то другой. Мне отвратительно ваше гнусное молодечество... Ну-с, ладно, «вольную» вы получили. Машина готова. Идемте.

Дентон встал. В нем было не более пяти футов восьми дюймов росту, и Тэннер, тоже поднявшись, глядел сверху вниз.

- А прорвусь-то я, - осклабился он. - Тот чувак из Бостона, не успев доехать до вас, дал дуба, а я пригоню в Бостон живой. Меня заносило аж до Миссис Хиппи.

- Вы лжете!

- Ни хрена! И если вы когда-нибудь разнюхаете, что я не соврал, то вспомните: у меня в кармане цидулка про «любые противоправные действия» и все такое. Туго мне тогда пришлось, хоть и подфартило. Но я побывал у самой Миссис Хиппи, а никто из твоих знакомцев такого о себе не скажет. В общем, по моим прикидкам, это, почитай, полдороги, а коли я забирался в такую даль, то и другую половину осилю.

Они направились к двери.

- Язык не поворачивается для добрых пожеланий, тем более - от души, - вздохнул Дентон, - и все-таки - удачи. Как бы то ни было, я пекусь не о вас.

- Ясный хрен.

Дентон открыл дверь и тотчас распорядился:

- Снимите с Тэннера наручники. Он едет.

Полицейский с пистолетом передал оружие тому, кто угощал Черта куревом, и зашарил по карманам в поисках ключа. Наконец он отомкнул браслеты и, отступив от Тэннера, подвесил наручники к ремню.

- Я с вами, - объявил Дентон. - Гараж внизу.

Они вышли из приемной. Миссис Фиск достала из сумочки четки - розарий[1] и склонила голову. Она молилась о Бостоне, о душе его почившего посланца и даже за Черта Тэннера замолвила словечко.

* * *

Звонил колокол. Его монотонным, безжалостным, неумолчным голосом полнилась вся площадь. В отдалении били другие колокола, и этот хоровой плач рождал адскую симфонию, звучавшую, казалось, с начала времен.

Франклин Харбершир, президент Бостона, отпил глоток холодного кофе и раскурил потухшую сигару. Уже в шестой раз он взял сводку потерь, перечитал последние цифры и опять бросил бумагу на стол.

Письменный стол президента усеивали бумаги, усеянные цифрами, усеянными пеплом, - и все это не имело никакого смысла.

Семьдесят шесть часов, проведенных без сна, давали о себе знать: любые данные представали дичайшим бредом, и особенно - попытки подсчитать уровень смертности.

Харбершир откинулся на спинку кожаного кресла, зажмурился и снова открыл глаза. Внутреннему взору они виделись двумя красными расплывчатыми ранами.

Президент понимал, что данные отчета устарели. Вдобавок они были изначально неточны, поскольку (он знал это) многих покойников просто не нашли.