Проклятье на последнем вздохе или Underground

— Отбили мы значит этот хутор. Немцев — то там и не было. Так наезжали иногда.

Но бандеровцы — чисто звери. Там во дворе у них бочка стояла с человеческими головами. С пленных наших солдат и с партизан отрубали и складывали. Толи своими подвигами хвастались, то ли в устрашение населению, — услышала Наталья мужской голос, рассказывавший ужасные вещи.

— Тимоха, ты? А я слышу голос знакомый, — обрадовалась Наталья, признав в мужчине в выцветшей солдатской форме, увешенной медалями, Лизаветиного мужа. — Вернулся, счастье — то какое!

Александр, выпивший с Тимохой почти полную бутылку самогона, взглянул на пришедшую с работы жену с лёгкой нетрезвой ревностью.

— А ты, Наталья всё цветешь! — улыбаясь рыжими усами, Тимофей сопроводил свой комплимент шлепком по фигуре Натальи немного пониже спины.

— Отцвела уже, четвертый десяток разменяла, — невольно покраснев, Наталья проскользнула мимо Тимофея в большую комнату и задернула за собой ситцевую, цветастую занавеску. — Вот Лизавета обрадуется. Ждала она тебя, верно! — громко заверила она Тимофея.

— Ох, Лизавета, Лизавета, — пьяно пропел Тимофей. В его голосе слышалось сильное недоверие к Натальиным словам.

— Саш, ты бы проводил Тимофея, тебе же на работу скоро, посоветовала Наталья мужу из — за занавески, представляя, сколько и чего ей придется услышать сегодня ночью из — за тонкой перегородки, пока Тимофей уснет.

— Давай, Тимоха, перебирайся на свою половину, щас Лизавета твоя с работы вернётся, — Александр попытался поднять из — за стола засидевшегося гостя.

— Это на какую, такую свою половину? Я и так у себя дома! — зычно икнул Тимофей. Его лицо пошло нервными красными пятнами.

— Пошли, пошли, вон младшенький твой домой побежал. Не узнает теперь папку. Совсем крохой был, когда тебя на войну забрали, — Александр старательно выпроваживал Тимофея, упиравшегося руками и ногами.

— Чего ты меня из моего дома гонишь? Ишь, нашёлся тоже мне! Со мной немец не справился! Вон сколько у меня заслуженных медалей! — не на шутку разошёлся Тимофей. Глаза его совсем осовели. — Да я, да я всю войну прошел, я на параде победы маршировал! Потому как заслужил! А ты — крыса тыловая, меня роняешь!

Таких обидных слов Александр не ожидал. Он беспомощно взглянул на жену. Но потом его глаза налились кровью.

Не дожидаясь назревавшего скандала и возможной драки, Наталья ловко подхватила сосем пьяного Тимоху под руку и быстро сопроводила его в их половину дома.

Различив очертания родного дивана, совсем обессиливший с долгой дороги и с лихвой принятого алкоголя, Тимофей завалился на него прямо в сапогах.

— Это папка твой, — Наталья старалась успокоить малолетнего Тимохиного сына с испугом поглядывавшего на пьяного дядьку, развалившегося на диване, где обычно спали они с братом. — Папка твой герой, вон сколько у него медалей! Потом ребятам похвастаешь.

— Вот так, мать, — серьезно посмотрел на вернувшуюся жену Александр. — Видать попросят нас скоро отсюдова. Хозяин вернулся!

Слыхала, кто мы для него? Крысы тыловые. А то, что я всю войну от паровозной топки не отходил по несколько суток подряд? Четыре года хуже, чем в аду жарился! Кожа у меня теперь как вареная и не вижу почти ничего. А сколько ребят наших вместе с составами под откос ушло? И это всё не в счёт?

Свой дом ставить надо! Так, что затягивай поясок потуже!

— Да куда уж туже затягивать? — боязливо перечила нетрезвому мужу Наталья. — Да ты не обижайся на Тимоху, пьяный он. Назавтра проспится и вы опять помиритесь. А строиться, конечно, надо. Вот только на что?

Подложив подушку под голову Александру и прикрыв вход в комнату шторкой, что бы дети туда не бегали и не беспокоили отца перед сменой, Наталья прибрала со стола.

— Спасибо Тимохе, что открытую банку тушенки не забрал — ребятам в кашу добавлю. Вот праздник для них будет, — рассуждала Наталья, отправляя с ладони, собранные со стола, хлебные крошки себе в рот. — А строиться им, конечно, надо! По всему выходить, что так! — снова замечтала она, представляя, что сейчас метёт пол не в этой чужой маленькой кухне, а в своём собственном новом, светлом доме.

18

Но пока Наталье пришлось трудиться на строительстве новой бани. В старую в войну попала бомба и её разнесло по кирпичику. И, как сказал дед Кузьма: — Хорошо, что ночью, когда в ней уже никого не было, а то одному богу известно, что бы летело по небу между шайками!

Полуголодная, с нездоровыми, тёмными кругами под глазами, Наталья вместе с другими рабочими в основном женского пола замешивала и носила на неподъёмных носилках раствор, работала ломом, выметала столбом стоящую строительную пыль. Иной раз у неё темнело в глазах, ломило поясницу. Она украдкой вытирала непослушные слёзы, но никогда не жаловалась, как и все остальные.

Война кончилась, но продовольственные карточки не отменили, а есть хотелось всегда. Еда снилась во сне, раздражая пустой желудок.

Надо было на что — то выживать, да и баня была нужна всем и её семье в том числе. Значит, ей надо было работать!