Проклятие Аскаила

— Мы познакомились с Энидой в кабинете одного из таких соседей, и герцог чуть ли не кланялся ей, чтобы угодить. — Охотник вступил на первые ведущие в подземелье ступеньки. — Он понимает, какой вес имеет его государство по сравнению с Мораволом. Войны не будет, Блэкхард. Убивать собственное государство в обмен на одного не самого лучшего жителя… бред.

— Ты же знаешь, какие у него могут быть союзники, — вслед охотнику бросил скьярл.

— Ты переоцениваешь силы врагов Моравола, Блэкхард, — ответил он, осторожно обходя мертвую тушу упыря. Тела чудовищ разлагаются гораздо быстрее человеческих и сейчас труп жителя подземелий исторгал из себя ужасный запах и блестящую жижу трупного яда.

Скьярл несколько секунд обдумывал слова друга и затем неуверенно кивнул, соглашаясь с его мнением.

— Надеюсь, ты меня понял, — не оборачиваясь, сообщил Алекс, грубо массируя левое плечо. Нанесенная при посвящении в охотники татуировка решила напомнить о себе неожиданно резкой болью, чем немало разозлила Человека из Кронсмарка.

Ему рассказывали об истинной цели татуировок, о том, почему она была обязательной частью клятвы — через магические чернила они обретали связь с Первоначалами, которые с ее помощью могли следить за каждым из борцов со Скверной и наказывали, если они осмелились нарушить данный обет.

Однажды, во время работы на Хаос, он узнал, что при помощи этой татуировки Семнадцать также могут призывать на службу тех людей, услуги которых стали неожиданно нужны им или их жрецам. Почувствовав зов — а это жжение было именно им — необходимо бросить все дела и как можно быстрее примчаться к ближайшему жрецу, чтобы выяснить кому именно из Основателей Мира понадобился в обычное время презираемый ими смертный.

Особых неудобств она не причиняла — за столько лет Алекс привык почти к любой боли, и мог спокойно перетерпеть ее — но в одну из последних встреч Хаос ясно дал понять, что бывает с человеком, который решил воспротивиться зову. Поэтому сейчас охотник думал только о том, как ему избежать наказания Первоначал и одновременно не поссориться с чародейкой, чтобы та не решила покинуть его и найти другого человека для своих планов.

— Что у тебя с лицом? — Спросила Энида, после того, как они прошли очередной заваленный мертвыми трупоедами коридор и уже почти подошли к логову драугра. — Если бы я знала тебя чуть меньше, то подумала бы, что ты умеешь думать.

— Ты уверена, что нашла подходящее время для шуток? — вступился Блэкхард до того, как охотник успел выбраться из лабиринтов собственных мыслей, и кивком головы указал на конец коридора. Оставался всего один поворот до таинственной лаборатории, где их ждало сумевшее обмануть смерть чудовище. В эти моменты нужно соблюдать строжайшую тишину, чтобы иметь хоть какое-то преимущество перед ним.

— Если мы действительно столкнулись с Личем, то он уже выставил сторожевые заклятия и давно знает о нашем присутствии, — объяснила Энида свою неосторожность, невнимательно осматривая архитектуру прошлых поколений.

— Мы еще не знаем, был ли это на самом деле Лич, — мрачно произнес охотник, неохотно прерывая размышления о татуировке. Он понимал, что во время охоты отвлекаться и впускать в свою голову посторонние мысли было смертельно опасно, однако ничего не мог с собой поделать и продолжал думать о Первоначалах и их метке.

— Алекс прав, — дополнил Блэкхард, когда охотник устремил свой взгляд в конец коридора и всем своим видом показал, что не собирается продолжать разговор. — Мертвецов на свете много, есть среди них и такие, которые не желают лежать в могиле. Почему вы решили, что именно нам удалось встретить легенду Моравола?

— Тихо, — шепотом приказал охотник, но слова прозвучали так, словно их кричал огромный даже по меркам своих сородичей великан. Каждая буква проникала прямо в мозг и заставляла замолчать всех, в том числе и чародейку, которая даже при смертельной опасности отказывалась слушать своего спутника.

Они прошли дальше по коридору, почти не обращая внимания на заполненные костями ниши — только Блэкхард бросал на них взгляд, пытаясь возможной опасностью отогнать мысли о том, что он больше никогда не сможет посетить свою родину — и, повернув, оказались прямо у входа в лабораторию.

За несколько часов здесь ничего не поменялось. Старые, ветхие занавески прикрывали проход в оборудованный под мастерскую зал, за ними разливался мягкий свет и были слышны звуки усердной работы. Кто-то стучал склянками и бормотал себе под нос все те же непонятные слова, которые Алекс мог перевести лишь наполовину. В отличие от Эниды. Чародейка тоже слышала невнятные слова драугра, и с каждым мгновением ее лицо менялось все больше. Живущие в каждой линии ее острых черт презрение и надменность исчезли и сменились смесью страха и заинтересованностью.