Проклятие Эдварда Мунка

– Этот комп не подключен к локальной сети. Этот комп никогда не светился в Интернете. Я обрабатываю на нем информацию, потому что нельзя долго находиться в чужих системах, а кое-что надо подсчитать. Какие дополнительные пользователи на этой машине! К ней не присоединены другие наши компьютеры. Да даже хакеры в ней шарить просто не могут, потому что им забраться в нее неоткуда!

– Паш, не обращай внимания. Перегрузись и все. Я не знаю кто, не знаю зачем делает все для того, чтобы убийства женщин не были раскрыты, – тихо сказала Лика.

– Ты сходишь с ума, – Паша щелкнул по иконке «перезагрузка» и озабоченно посмотрел на Лику. – Это же техника! Кусок пластмассы, пара микросхем и винтиков. Здесь нет и не может быть мистики!

Вронская покорно кивнула и взяла сотовый телефон. Верный, надежный, почти новый крошка – «Самсунг». Он не мог найти сеть в помещении, где никогда не возникало проблем со связью!

Вздохнув, Лика сунула мобильник в карман – авось реанимируется – и вызвала такси со стационарного телефона. Паша, увлеченный работой, не заметил, как она бесшумно выскользнула за дверь.

– Скорее, пожалуйста, скорее, – торопила Лика таксиста.

– Опаздываете куда?

Нет, она не опаздывала. Михаил говорил, что работает допоздна, может и сутками не покидать мастерскую. А даже если и отправится домой – у нее есть ведь и домашний адрес, подъедет, дождется, расспросит.

Но беспокойство не отпускало Лику. Напротив, с каждым перекрестком и поворотом тревога делалась все сильнее.

– Подождите меня здесь, – Вронская протянула таксисту купюру и, поглядев на освещенные окна студии, заспешила к подъезду.

Она набрала номер квартиры, но дверь не открывалась.

«Понятно, у художника гости. Или, может, он заработался до такой степени, что не слышит ничего. Со мной такое тоже пару раз было. Что же делать?» – думала Лика, снова и снова набирая номер квартиры.

Внезапно дверь распахнулась, и из нее, беззаботно подпевая плееру, вышел подросток с флегматичной овчаркой на поводке.

Придерживая дверь, Лика замахала рукой таксисту:

– Идите сюда! Помогите мне, пожалуйста!

Идти одной в мастерскую Михаила в свете последних событий Лике не хотелось.

Грузный мужчина нехотя вылез из-за руля желтой «Волги», закрыл дверь ключом, поправил сползающую на глаза кепку. По направлению к подъезду он успел сделать всего один шаг. Потом двор наполнился собачьим лаем и истошными криками.

– Там! Скорее! Лайма человека нашла! Он весь в крови! – подросток вцепился в рукав таксиста и потянул его в сторону кустов.

Лика побежала за ними и вскрикнула. Художник лежал на спине, его рука зажимала рану на шее, и густая черная кровь струилась между пальцами.

– «Скорую» вызовите! – Лика толкнула застывшего таксиста и упала перед Михаилом на колени. – Кто? Кто это сделал?

Глаза Михаила скользнули по Лике. Он узнал ее, во взгляде мелькнуло удивление, но потом веки опустились.

В горле стоит комок. Надо говорить с ним. Это поможет, должно помочь. Пусть не умирает. Он будет жить долго…

– Михаил, сейчас врачи приедут, – глотая слезы, Лика взяла художника за руку. – Помните, вы мне говорили, что видели свет и тепло. И что должны нести все это людям. Потерпите немного. Чуть-чуть потерпите.

Губы художника шевельнулись. Морщась от боли, он выдохнул:

– Эдвард Мунк…

Потом его пальцы в Ликиной руке дрогнули. Лика посмотрела на грудь художника и, закусив губу, отвернулась. Он больше не дышал.

Сирена «Скорой помощи» зажгла в ее сердце надежду, но ненадолго.

– Пульса нет. Кровопотеря огромная, – сказала девушка в белом халате. – Милицию вызовите.

– Эх, вот что оно значит – женщина на корабле, – заворчал таксист. – Сейчас на полночи здесь застряну. А план кто делать будет?..

Голос таксиста доносился до Лики как сквозь плотный туман. Она смотрела, как тело Сомова накрывают белой простыней, и все никак не могла поверить, что нет больше красивого бородача, угощавшего ее кофе…

4

Длинные полутемные сырые коридоры. Многочисленные лязгающие металлические решетки. Как непривычно скованным наручниками запястьям. Руки затекли, их покалывают иголки боли. Идти бы так вечно.

Молодой милиционер остановился у тяжелой стальной двери с решетчатым окошком, зазвенел ключами.

Распахнув дверь камеры, он втолкнул Василия Михайловича внутрь, отщелкнул браслеты.

– Одиночка, – прошептал Бубнов, морщась от спертого, пахнущего мочой и хлоркой воздуха.

Он очень боялся, что попадет в битком набитую всяким сбродом камеру.

– Это пока одиночка, – милиционер бросил взгляд, полный нескрываемой ненависти. – Надеюсь, тебе, тварь, пожизненное не впаяют. Пойдешь на зону, а там таких, как ты, ой как не любят. Нам начальство все время вставляет: относитесь к обвиняемым и заключенным вежливо. И как к такой тварюге, как ты, нормально относиться?! Тоже мне, занятие придумал. Баб на кусочки резать. Слава Чикатило покоя не давала? Тварь…