Затем мы спросили, как могло произойти то, свидетелями чему мы стали в тот вечер, и он ответил, что его обычный посредник серьезно занемог, поэтому Гоголю пришлось самому обходить портовые кварталы, и там он встретил этого типа. Гоголь стал всячески извиняться перед нами за причиненное беспокойство и благодарить за спасение и неожиданно предложил компенсировать понесенные нами затраты. К великому изумлению нашему, он вынул кошелек и заплатил нам наши десять скудо. Когда же мы спросили его, почему он сам не расплатился с этим ужасным человеком, Гоголь прищурился и с хитрецой объяснил нам, что тот разбойник обманул его, они договаривались о молодой девушке, умершей того же дня или накануне, а доставил старую утопленницу, проведшую в воде не меньше недели.
На протяжении всего разговора Гоголь продолжал благополучно поедать свою пасту, попросил даже второе блюдо, обильно запивая вином. После его признания мы поняли, что больше нам разговаривать не о чем. Но Гоголь явно оставался не в себе и чуть ли не грезил наяву, что ему нужно вернуться, взять с собой трость и как следует отлупить этого негодяя, который вздумал надуть его. Было очевидно, что отпускать его одного в ту ночь было нельзя. Проводив Гоголя домой до его квартиры на страда Феличе, мы вернулись обратно в нашу тратторию, чтобы обсудить, как нам быть с Гоголем, и договорились о следующем.
На другой день, после полудня, мы пришли к Гоголю домой, где нас провели в гостиную. Гоголь появился, как обычно, в халате, хорошо выспавшийся и, судя по всему, в отличном расположении духа, не взирая на пару синяков. Он принял нас так, как будто накануне ничего особенного не произошло. Мы сказали, что нам нужно с ним переговорить. Гоголь сперва сделал вид, что он не понимает, о чем идет речь, и нам пришлось проявить твердость. Сообразив, что мы не уйдем, и зная не хуже нашего, что слуги и многочисленные компаньоны его подслушивали каждое слово, Гоголь согласился прогуляться с нами. Он неторопливо оделся, и мы вышли, чувствуя на себе удивленные взоры домочадцев его. Мы направились неподалеку, в сквер на Монте Пинчо. Дул сирокко, и обычных для этого часа гувернанток с детьми почти что не было. По предварительной договоренности между нами слово взял адвокат Аннони и сказал следующее:
– Господин Гоголь, до вчерашнего дня мы считали себя друзьями вашими и, полагаю, имели возможность поведением своим подтвердить это. Если вам угодно, мы и сейчас готовы считать себя вашими друзьями. Но для этого вы должны выполнить одно условие. Вы должны в церкви, призвав в свидетели Господа Бога, торжественно поклясться, что вы никогда больше не повторите тот страшный, богопротивный грех, свидетелями которого мы стали вчера. Если вы откажетесь принять эту клятву, мы будем вынуждены известить о случившемся вашего духовника, ибо иного выхода у нас нет, потому что, если произойдет скандал, он станет губительным для репутации вашей. Мы не желаем падения и унижения вашего. Так что решайтесь. Только от вас зависит выбрать судьбу вашу.
Гоголь выслушал нас с видимо подавленным видом. Он пытался возразить нам, ссылаясь на свою принадлежность к православной вере. Но мы были приготовлены к таким попыткам его и разъяснили, что, насколько нам было известно, любому православному христианину дозволялось молиться в католической церкви. После речей наших воцарилось молчание, которое продолжалось весьма долго. Наконец Гоголь стремительно повернулся и отвечал нам так:
– Я принимаю ваши условия, господа. Вы правы, это давно пора сделать, это страшный грех. Если бы вы знали, как я страдаю! Никто больше меня не мучается, сколько раз разбивал я в кровь лоб свой, замаливая прегрешения мои, сколько ночей бессонных провел в молитвах, сколько изнурял себя суровым постом! Но я должен сделать вам одно сообщение. Этот грех совершаю не я. Точнее я, но это не я уступаю дьяволу, подпадаю под его власть, это Господь Бог отдает меня во власть дьявола. Вам это покажется странным, но это так, это Господь Бог отдает меня во власть дьявола, чтобы я совершал эти богопротивные вещи и потом имел возможность рассказать о них в иносказательной форме в своих произведениях, потому что мои произведения пишутся во имя Господа Бога, а для того, чтобы служить Господу Богу по-настоящему, надобно знать настоящую правду. Служить Господу Богу, не страдая, может любой, а пойти на страшный грех из любви к Господу Богу, пройти через этот грех и остаться чистым и незапятнанным в любви к Господу, на это способны не многие.