Проклятие рода

Архиепископ замолчал. Молчал и Веттерман, погруженный в раздумья. Ведь ему подтвердили только что собственные догадки о непостижимости русской души, видимо когда-то толкнувшая Русь к принятию христианства. Рассказ новгородского владыки об апостоле Андрее, принесшем христианство в Московию одновременно с Римом, не показался настолько убедительным пастору, чтобы он мог в него поверить. Веттерман не читал труды тех достопочтенных отцов церкви, на которых сослался Макарий, хотя имена были ему знакомы. Но он понял главное, оценил бездонную глубину и чистоту русского духа без мутной богословской схоластики, ее неподвижность, которую следовало привести в действие, запустить, заставить развиваться в борьбе добра и зла, в стремлении познать Божью истину, увидеть Божественный свет, и тем, кто воскликнет «Вперед!» и поведет за собой, будет новый правитель страны, соединивший в себе ветхозаветную историю и евангельское повествование жизни Христа. Это означало одно – создание нового мира Руси, сотворенного теперь по Божьим, а не языческим законам, создание нового государства, пространства, культуры. Это означало приближение к взрыву сознания, похожему на то, что началось в Европе с победного шествия протестантского вероучения, лишь масштабами, исходя из необъятности просторов Московии, но совершенно иного по сути, без философских или художественных откровений, на которых Русь была скудна и только приступила к познанию величайшего интеллектуального наследия Рима и Византии до их разделения и после, в чем он убедился сейчас находясь в покоях митрополита, в его библиотеке. Иоганну показалось, что он стоит на краю бездонной пропасти, вдруг открывшейся перед ним, называемой Русью, заполнить которую берет на себя смелость стоящий перед ним монах с помощью другого человека, должного стать для всего народа воплощением Божьего духа. Но как ему удастся придать порыв, воплотить в себе одном новую страну, жизнь, Веру без опыта многовековых богословских споров и основанных на них традициях, без собственных озарений, которые необходимо прожить сначала в душе, а потом вынести их в реальный мир, этого Веттерман представить не мог. Нужно прожить в самом себе битву тьмы и света, добра и зла, выйти из них очищенным через откровения, чтобы не перенести душевные битвы в мир, где живут люди и не начать священную войну с ними, заполнив пустоту сознания трупами врагов из плоти и крови, сделав их всемирным злом. По силам ли это одному человеку, даже если, как сказал владыка, это будет помазанник Божий? И будет ли он воистину богобоязнен и любвеобилен к стаду своему? Не есть ли то попытка построить мнимое Его присутствие, дабы заполнить ужасающую пустоту Его отсутствия?

Макарий прервал его размышления:

- Пора тебе, отче! О нашей встрече писать в Стекольну не надобно. Не поверят все равно. Не допускался ни один из ваших отцов до архиерейских покоев. Пиши суть самую - Русь хочет мира. Вот, возьми на память. – Архиепископ протянул Иоганну небольшую резную деревянную икону. – Здесь образ Святого Николая, что почитается покуда у вас, - не удержался владыка, чтоб не съязвить, - с избранными нашими святыми Иоанном Милостливым, Параскевой Пятницей, Космой и Дамианом. За добро, добром платим, и добрым людям рады! Торговлей, а не войной процветать намерены. Верой, но не суевериями! Единым государем, а не распрями боярскими! На том, прощай, отче. Храни тебя Господь! – Макарий размашисто благословил пастора крестным знамением. Отец Димитрий склонился над столом в глубоком прощальном поклоне. Как из-под земли вырос инок, что привел Веттермана в покои архиепископа. Пастор хотел было откланяться, но Макарий придержал его:

- И еще… - владыко прищурился, - ежели какая помощь нужна будет, нам не противная, сей послушник, - кивнул на провожатого, - Сильвестром нареченный, имеет мое благословение. Он скажет, как его сыскать. Поможет. Не сомневайся!

- Благодарю вас, владыко, и вас храни Господь и Пресвятая Дева Мария.

Иоганн низко поклонился, поблагодарил и отправился в обратный путь по лабиринтам переходов и коридоров.

Он думал о том самом младенце, Иоанне, которому новгородский владыка предрек судьбу демиурга . Сколько ему лет сейчас? Шесть, семь? Способен ли он будет даже с помощью мудрейшего архиепископа – наставника пройти сложнейший путь заполнения собственной души, чтобы позднее соединить ее с душой народа, став одним целым, жить одной жизнью человека и народа? Он думал о своем сыне, о том, какая ждет судьба Андерса. Сможет ли он преодолеть томления собственной души, гордыню осуждения и сквозь них придти к истинной любви, как к собственной матери, так и ко всему живому?

- Ладаном обкурить, аль святой водой обрызгать? – Тихо спросил архиепископа отец Димитрий, лишь закрылась за гостем и его провожатым дверь.