Проклятие рода

Иоганн порывисто хотел было что-то сказать, но она укоризненно качнула головой – не перебивай, и он осекся.

- Этому есть несколько причин. Я – падшая женщина, погрязшая в грехах, которые не могут быть отпущены мне лишь одной исповедью. Величайшим милосердием Спасителя и заступничеством Святой Девы Марии мне дарована жизнь во искупление этих грехов. Я уже дважды нарушила брачный обет. Не была верна ни тебе, ни другому мужу. То кольцо, что ты мне одел тогда на руку в Арбю, я тщательно прятала от матери, но наш дом сгорел, а вместе с ним испарилось и кольцо. Нельзя столько раз искушать судьбу. Я недостойна тебя, ни как чистого и честного человека, ни тем более, вновь, как священника. Я просто хочу быть покорной судьбе и следовать теми путями, которыми меня ведет отныне Господь. – Она вновь отвела глаза в сторону.

- Бред! Она считает, что Господь позволяет ей лечь со мной в одну постель, но запрещает идти под венец! – Чуть было не сорвалось с языка, но Иоганн удержал себя, осознав, что произнеси он эту фразу и все будет потеряно. Ее прошлое давит на нее и ей никак не избавиться от ощущения пропасти между ними, которую пастор пытался преодолеть, засыпать еще там, в Арбю. Пока она сама не осознает, пока она сама не побоится перейти ее по тому, пусть жидкому, хлипкому, состоящему из тонких дощечек мостику, что удалось и ему и ей, и волей Всевышнего, перекинуть через бездну, все будет бесполезно. Но он должен дать ей понять, что она не сорвется, что он ее держит за руку и не позволит упасть. За обе руки! Так и надо сделать! Иоганн взял в свои руки тонкие кисти Агнес, заглянул ей в глаза:

- Теперь, моя девочка, послушай меня, знакомого, как ты понимаешь с законами логики и умеющего правильно воспринимать и трактовать волю Творца. (Как я сейчас самонадеян! – мелькнула мысль). Ты сказала, что хочешь быть покорной судьбе, то есть, воле Господа? – Они кивнула. – Но не Он ли привел тебя снова ко мне? Он нас соединил много лет назад, и эта связь более чем ощутима, она осязаема, она воплощена в нашем сыне. Один раз ты ее уже разорвала, поддавшись искушению дьявола. Что из этого вышло – ты знаешь лучше меня, испив чашу вина Его ярости. Может, действительно, не стоит более испытывать судьбу и терпение Господа, который дает еще один шанс все исправить и восстановить. Нельзя иначе отнестись к Его явной воле, оправдывая отказ какими-то прошлыми грехами! Это будет лишь новым грехом перед Ним. Я прошу тебя стать теперь, именно теперь, моей настоящей венчанной женой, пусть даже это будет и во второй раз для меня или даже в третий для тебя, хотя я так не считаю, ибо первый брак был искренним, но незаконным с точки зрения существовавшего тогда церковного права, второй брак был тоже недействительным, потому что он заключался не на небесах, а на земле, в нем не было любви, не было искренности, один лишь голый расчет, что с твоей стороны, что со стороны того, кто принял тебя в жены, а это все было искушением от лукавого. Я прошу тебя избавиться от прошлого, оно уже свершилось и не должно повториться. Как нет больше и искушений, и придумывать их – грех! Я прошу тебя… и от себя, и… от имени нашего сына. (Господи, почему я так самонадеян? Мало того, я осмеливаюсь лгать от лица Андерса, который почти слово в слово сказал тоже самое, что и Агнес, при этом отрекшись от матери. Я выдаю желаемое за действительное? А если Андерс…? Прости мой грех, Господи, но мне кажется, что сейчас я исполняю Твою волю, что сын уже простил свою мать и поддержит меня, превратив сиюминутную мою ложь в правду.)

- Ты… действительно… об этом просишь? – Прошептала она, и в ее голосе прозвучала ободряющая его нотка надежды.

- Да! Прошу! – Иоганн произнес это, как можно тверже и убедительнее.

- Я должна справиться… - Она не сказала «со страхом», хотя ей стало именно страшно, она вдруг вспомнила их тайное венчание, улыбку Богородицы, и после, во время кражи, осуждающие взгляды святых – на Деву Марию она боялась смотреть в тот момент. - … я должна справиться с собой, со своими чувствами.

- Ты… любишь меня, Агнес?

- Да! Очень! – Ее губы немного дрожали, но это было согласие.

Иоганн думал о том, как все объяснить управляющему Немецким двором Гундерману - главному представителю Ганзы в Новгороде, обладавшему высшей властью среди поселенцев, конечно, в строгом соответствии с Скрой.