Проклятие семьи Грин

– Если убийца кто-то другой, то чертовски обидно, что ему не хватило ума сначала пришить этого юнца. – Сержант все еще не отошел от эпитетов, которыми его наградил младший Грин.

В эту минуту в гостиную вернулся Вонблон. Вид у него был озабоченный.

– Утихомирил. Пять гранов люминала. Через несколько часов проснется кротким. Нечасто он так распаляется. Юноша очень чувствительный – церебральная неврастения – и чуть что выходит из себя, однако совершенно не опасен. – Он бегло оглядел наши лица. – Кто-то из вас, джентльмены, был с ним слишком суров.

Хис смутился.

– Я спросил, где он спрятал пушку.

– Вы шутите? – Доктор, не веря своим ушам, укоризненно посмотрел на сержанта. – Так нельзя! С Рексом нужна осторожность. Если на него не слишком давить, он ведет себя нормально. Не понимаю, сэр, зачем вообще было спрашивать о револьвере. Не подозреваете же вы его в причастности к этим кошмарным преступлениям!

– Назовите мне имя убийцы, – сварливо возразил Хис, – и тогда я скажу, кого подозреваю, а кого нет.

– Сожалею, что не могу быть полезен, – как всегда вежливо ответил Вонблон. – Но уверяю вас, Рекс здесь ни при чем. Это совершенно не согласуется с состоянием его психики.

– Так говорят адвокаты половины богатых убийц, которых мы приперли к стенке.

– Я вижу, с вами спорить бесполезно. – Вонблон с сожалением вздохнул и повернулся к окружному прокурору. – Если этот джентльмен практически обвинил мальчика в сокрытии револьвера, такая реакция неудивительна. Инстинктивная самозащита, обычная попытка перенести вину на других. Вы, конечно, понимаете, что он говорил все это лишь для того, чтобы отвести подозрение от себя. Очень жаль, ведь мы с ним всегда прекрасно ладили. Бедный Рекс!

– Кстати, доктор, – раздался ленивый голос Вэнса, – правда, что вы ездили в горы с мистером Грином, когда он приобрел оружие? Или это плод фантазии Рекса, порожденный инстинктом самосохранения?

Вонблон улыбнулся безупречно светской улыбкой и, чуть наклонив голову, стал думать.

– Не исключено. Мы однажды ездили вместе, с палатками. Да, вполне вероятно… Хотя не стану утверждать. Это было давно.

– Пятнадцать лет назад, по словам мистера Грина. Да, давно. Eheu! Fugaces, Postume, Postume, labuntur anni[41]. Печально. А вы не помните, у мистера Грина был с собой револьвер?

– Теперь я в самом деле что-то припоминаю, но, опять же, не берусь говорить наверняка.

– А не стрелял ли он по мишеням? Знаете, по пням, жестяным банкам и прочей ерунде.

Вонблон задумчиво кивнул.

– Да-а. Вполне возможно…

– Вы и сами, наверное, немного постреляли, забавы ради?

– Может быть, – задумчиво произнес Вонблон, словно вспоминая детские шалости. – Да, пожалуй.

Вэнс замолчал, потеряв интерес к разговору, и доктор, помедлив секунду, встал.

– Боюсь, мне пора. – Он галантно поклонился и направился к выходу, затем вдруг остановился. – Совсем забыл. Джентльмены, вас хочет видеть миссис Грин. Позвольте совет: ей лучше не прекословить. Она вдовствующая знатная дама, а инвалидность сделала ее раздражительной и придирчивой.

– Спасибо. Кстати, доктор, – отозвался Вэнс, – как раз хотел задать вам вопрос. Что у нее за паралич?

Вонблон удивился.

– Paraplegia dolorosa, то есть паралич ног и нижней части тела, сопровождающийся острыми болевыми ощущениями в связи с компрессией спинного мозга. Высокого спастического тонуса мышц, однако, не наблюдается. Случилось все лет десять назад, внезапно, без продромальных симптомов. Вероятно, результат поперечного миелита. Помочь ничем нельзя. Остается только облегчать страдания с помощью симптоматического лечения и поддерживать работу сердца. Одна шестидесятая стрихнина трижды в день – и кровообращение в норме.

– А это никак не может быть истерическая акинезия?

– Господи, конечно, нет! Никакой истерии. – Он удивленно посмотрел на Вэнса. – А, понимаю! Нет-нет, возможности выздоровления никакой, даже частичной. Органический паралич.

– А атрофия?

– Да, отчетливо выражена мышечная атрофия.

– Благодарю. – Вэнс откинулся в кресле, прикрыв глаза.

– Не за что… И помните, мистер Маркхэм, я всегда готов помочь, если это в моих силах. Пожалуйста, обращайтесь. – Он вновь поклонился и вышел.

Маркхэм встал, разминая ноги.

– Идемте, нам повестка, – попытался он шуткой стряхнуть с себя уныние.

Миссис Грин встретила нас почти елейным радушием.

– Знала, что уважите калеку, – сказала она с заискивающей улыбкой, – хотя не очень-то нынче со мной считаются. Мать старая, никчемная – все ее позабыли.

Сиделка поправляла подушки в изголовье кровати.

– Так удобно? – спросила она.

Миссис Грин раздраженно отмахнулась.

– Будто вам не все равно! Оставьте меня в покое! Вы только мешаете. Ступайте к Аде.

Терпеливая сиделка глубоко вздохнула и молча вышла из комнаты, закрыв за собой дверь.

Миссис Грин заговорила в прежней лебезящей манере: