– Итак, продолжаю. Этим трем парам следов сопутствовало еще одно обстоятельство. В первом случае из-за сухого крупного снега невозможо было определить, вышел ли человек из дому и вернулся или наоборот. В день кончины Честера, когда снег был мокрый и следы отчетливые, возникло то же сомнение. Следы шли по краям парадной дорожки, и ни один ни разу нигде не наложился на другой! Случайность? Возможно. Но не вполне логично. Человек, прошедший туда-сюда по сравнительно узкой дорожке, почти наверное наступил бы где-нибудь на собственный след. А если и нет, то параллельные следы все равно были бы ближе друг к другу. Однако две линии следов находились на самых краях дорожки, как будто оставивший их человек определенно боялся дважды наступить в одно и то же место. А теперь вспомните следы, появившиеся сегодня утром. Они вели только к дому. Мы сделали вывод, что убийца вышел через парадную дверь на тщательно выметенную дорожку. Но это, в конце концов, не более чем предположение.
Вэнс отхлебнул кофе и затянулся сигаретой.
– Подчеркиваю: кто-то в доме мог выйти и вернуться, чтобы навести полицию на мысль об убийце с улицы, и у нас нет доказательств обратного. Более того, резонно подумать, что следы начинались именно в доме, потому что человеку извне ничего не стоило бы скрыть, откуда он пришел, ведь в любом случае проследить его можно только до ворот. Посему я предположил, что следы на самом деле оставил кто-то, живущий в доме. Не знаю, конечно, добавляет ли моя дилетантская логика блеска радостному сиянию юриспруденции…
– Пока что ваши размышления вполне логичны, – язвительно оборвал его Маркхэм. – Однако это слабое основание для того, чтобы привести вас сегодня утром к чулану.
– Действительно. Но были и разнообразные дополнительные факторы. Например, боты, которые Сниткин нашел в шкафу Честера, точно такого же размера, что и отпечатки. Сначала я поиграл мыслью, что с их-то помощью наш неизвестный и прибег к своей незамысловатой уловке. Но их забрали в Управление, а сегодня утром следы появились опять. Я слегка подкорректировал свою теорию и рассудил, что у Честера было две пары галош, одной из которых перестали пользоваться, но не выбросили. Вот почему я дожидался отчета капитана Джерима: мне не терпелось узнать, совпадают ли новые следы со старыми.
– Пусть так, ваша теория, что следы берут начало в доме, все равно воздвигнута на весьма шатком основании, – прервал Маркхэм. – Были еще какие-то факторы?
– Я как раз собирался о них сказать, – укоризненно ответил Вэнс. – Вы все время меня подгоняете. Представьте, что я адвокат, и тогда моя заключительная речь покажется вам смехотворно краткой.
– Скорее я представлю себя председательствующим судьей и приговорю вас к
– Как будет угодно, – со вздохом продолжил Вэнс. – Давайте вспомним первое преступление. Как мог скрыться наш гипотетический преступник-чужак? Спроут спустился на второй этаж сразу после выстрела в комнате Ады, но ничего не слышал – ни шагов в коридоре, ни хлопнувшей парадной двери. А ведь человек в резиновых ботах, спускающийся в темноте по мраморной лестнице, отнюдь не похож на летний зефир. При данных обстоятельствах Спроут непременно услышал бы, как преступник ретируется. Поэтому само собой напрашивается объяснение, что он не ушел.
– А следы у дома?
– Были сделаны кем-то, кто прошелся до главных ворот и обратно. И это возвращает нас к ночи убийства Честера. Помните, Рекс говорил о шаркающих звуках и скрипнувшей двери в коридоре примерно за четверть часа до выстрела? Ада подтвердила, что тоже слышала дверь. Шумели, прошу заметить, когда прекратился снег. Собственно говоря, после того, как из-за туч вышла луна. Кто-то вполне мог прогуляться до ворот и обратно, а потом прошлепать галошами по коридору или шумно их снять. А затем временно спрятать их в чулане – отсюда и скрип двери.
Маркхэм кивнул.
– Да, это объяснило бы звуки, которые слышали Рекс и Ада.