Проклятие валькирии

Она развернулась и пошла прочь, проклиная его мысленно всеми известными словами на обоих языках, что знала. Почему-то думала, что он захочет остановить, но Ингольв и шагу следом не сделал. И так хорош будет у него вид, если кто-то заметил, как они ругались. Словно не рабыня с хозяином, а жена с мужем.

До самого вечера не утихала во дворе легкая суета. Начали готовиться к погребению Радвальда. Свой курган достроить он не успел: думал, видно, все же подольше пожить. Но осталось до конца строительства, говорили, не так и много. А потому решено было положить его туда. После сыновья постараются и завершат начатое. И каким бы потрясением для всех ни отказалась его внезапная смерть, а скорбеть о нем нельзя. Завтра будет тризна и продлится она несколько дней. Будут принесены жертвы: лошади, ястребы и рабы.

В хижинах треллей это известие тоже посеяло сумятицу. Никто из рабынь добровольно умирать вместе с хозяином не хотел. А уж тем более мужчины переживали. Даже Асвейг поняла, поразмыслив, что наговорила Ингольву лишнего. Сейчас голова остыла, и она поняла, что порой жизнь, какая бы ни была, лучше смерти. В жизни есть надежда, а за Гранью ее уже не сыскать.

Скодубрюнне затихло поздно. Растревоженные трелли ворочались на своих лежанках. Только Асвейг не шевелилась, глядя в темный свод крыши. Она не боялась, что ее уложат мертвую в курган с Радвальдом: Ингольв не позволит. Вот только знать бы, почему. Зачем она нужна ему? За все это время она не задумывалась о том, принимая все, что случилось, как неизбежное и не подчиненное ничьей доброй воле. Просто сложилось так. Но сегодняшние слова Ингольва посеяли в душе сомнение. Безуспешно пытаясь понять, зачем нужна бастарду, она уснула.

А наутро пронеслась среди рабов другая сплетня, мол, ночью мертвый Радвальд приходил к своей супруге. И потому та с утра пребывала в потерянном состоянии и расстроенных чувствах. Даже во дворе еще не появлялась. Подумалось сначала: глупости кто-то выдумывает, но оказалось, правда: тело Радвальда пропало из шатра. Никто его не охранял — да и зачем? Не сбежит ведь. А вот, получается, сбежал. Или кто-то удумал совсем не добрую шутку. До полудня обшарили весь двор и окрестности, но ничего, кроме слабых следов, ведущих от шатра в ближайший лес, да там и пропавших, не нашли. Поползли нехорошие слухи. Мол, тревожит что-то конунга, раз не улежал мертвым, не дает ему успокоиться. А теперь, коли встретится еще кому…

И следующая ночь прошла бы спокойно, если бы не жуткий гомон и лай собак, который разодрал ее посередине. Шум обрывками метался по двору, пока не стих. Чуть позже пронеслось вдалеке бубнение мужских голосов. В хижине все позастывали на своих местах, прислушиваясь. Словно мертвец мог ворваться сюда в любой миг.

И дверь наконец открылась. Брути Вефаст заглянул внутрь, проверяя, все ли спокойно. На него уставились сквозь темноту, полтора десятка поблескивающих глаз. Кто-то облегченно вздохнул.

— Что случилось? — шепнула Асвейг, будто еще могла кого-то здесь разбудить.

— Говорят, мертвый Радвальд хозяйку через лес к обрыву увел. По дороге ее перехватили.

— Началось, — буркнула Ингеборг и зашуршала, укладываясь снова.

— Может, это не он был? — предположил кто-то из рабынь от дальней стены. — Может, сама?

Брути хмыкнул и вошел, затворив за собой дверь. Побоялся в открытую сплетничать о хозяевах.

— Да нет, — продолжил он рассказ, явно довольный тем, что знает больше других. — Сыновья ее найти долго не могли. Если бы не поймали, может, и кинулась бы в море. А она сказала, что слышала голос мужа, который ее звал. Не в себе была почти всю дорогу назад.

— Жуть какая, — глухо буркнули неподалеку от лежанки Асвейг.

— Зачем ему убивать Сиглауг? — ей стало вдруг любопытно, как оно все случилось. В конце концов, несмотря на особые способности, встречать живых мертвецов еще не доводилось.

— Видимо, обиделся, — брути повернулся уходить. — Всем спать! С утра обычной работы никто не отменял.

Женщины еще побубнили, обсуждая весть, а после все же затихли: усталость всегда берет свое. Не тревожит их мертвец, и ладно.

Поутру Асвейг еще не успела выйти из хижины — только умылась и оделась теплей

— как ее позвали к Ингольву. Пришлось трусцой бежать за Вефастом через туманный двор, кутаясь в плащ. Погода нынче совсем на летнюю не походила. По щиколоткам веяло холодом, хотелось сесть в тепле, поджать ноги и никуда не казать носа. Да еще и необходимость видеться с бастардом чаще обычного вовсе не радовала, но где уж тут спорить.

Брути проводил ее, открыв дверь гаркнул глухо, отчитываясь, да и ушел. Дел у него немало. Асвейг на миг осталась одна в сумраке дома. Любит все-таки Ингольв темноту. Ведь правда, как зверь ночной. Только удивительно оказалось, что на этот раз здесь, кроме него, была еще и Сиглауг. Бледная, с запавшими после бессонной ночи глазами. Каждая морщинка на ее лице нынче проступала глубже. Она, несмотря на заботливо разозженный Ингольвом очаг, сидела, закутанная в мохнатое покрывало — и все равно мелко подрагивала от озноба.