– Холодно. – Холодно стало только теперь, а раньше, наоборот, было горячо.
– Сейчас. – Туманов, не разжимая объятий, подхватил ее на руки, покачнулся, но устоял на ногах.
– Ее надо в дом. – Мастер Берг суетился, махал руками и больше мешал, чем помогал.
– Я сама. У меня есть ноги…
– Ноги есть, а мозгов нету. – Туманов больше не злился. Наверное, устал злиться. Он шел широким шагом мимо собравшихся на пристани людей.
Здесь были все, начиная с хозяев и заканчивая слугами. Они стояли молчаливой толпой, наблюдали, не вмешивались.
– Нам нужны полотенца и сухая одежда, – сказал Туманов. – Матрена Павловна, можно этой ночью воспользоваться вашим гостеприимством?
– Глупости спрашиваете, голубчик. Разумеется, можно!
– Тогда, прошу вас, распорядитесь приготовить нам с Анной Федоровной комнату.
– Одну на двоих? – послышался из темноты полный презрительного укора голос Коти Кутасовой.
– Одну на двоих! – отрезал Туманов, пресекая и возражения Анны, и дальнейшие пересуды.
Впрочем, Анна и не собиралась возражать, пока Туманов нес ее вверх по лестнице, она вспомнила. Кто-то пытался ее убить…
– …Меня хотели убить. – Голос девчонки был слаб и оттого звучал так тихо, что расслышать ее смог только Клим.
– Я бы сам тебя убил, – сказал он зло и ногой распахнул дверь одной из гостевых комнат на втором этаже.
– Ты меня спас. Да?
Она не верила. Сомневалась даже после того, как он четверть часа вылавливал ее в черной озерной воде, а потом еще почти столько же пытался привести в чувство. Или, вернее сказать, пытался оживить? Ведь было мгновение, когда Клим подумал, что опоздал, что она мертва и помочь ей уже ничем нельзя. Подумал и испугался до дрожи в коленях, до белых сполохов перед глазами. А потом разозлился до такой степени, что яростью своей вернул эту дуреху почти с того света. А вот сейчас она смотрит на него глазами цвета расплавленного серебра и говорит, что кто-то пытался ее убить.
– Потом. – Уже не ногой, а плечом он захлопнул дверь прямо перед носом у дядюшки, поставил Анну на ноги у стены. Для надежности, чтобы не расшиблась, если вздумает упасть. А потом велел: – Раздевайся!
– Как?.. – Она клацала зубами, но за ворот мокрого платья держалась обеими руками, словно бы Клим был таким гадом, что мог сорвать его силой.
Он-то, конечно, мог, но не стал. Вместо этого подошел к кровати, сдернул с нее сначала покрывало, а следом и одеяло, протянул Анне.
– Сначала снимай одежду, а потом заворачивайся вот в это.
– Выйди!
– Я отвернусь. – И не дожидаясь возражений, отвернулся лицом к двери. А дверь для надежности запер на засов. – Переодевайся.
Слава богу, она не стала спорить. После того что случилось, не осталось у него сил на споры. Клим посмотрел на свои дрожащие руки, одна из ладоней была выпачкана в крови. Чья это кровь? Ладони Клим вытер о рубашку, сунул под мышки. Ему бы и самому следовало переодеться. Вон уже лужа натекла на полу. Но оставлять Анну было страшно. Особенно после того, что она сказала на лестнице.
– Все. Можешь оборачиваться.
Она сидела на кровати, по самые уши завернутая в одеяло. Вид у нее был несчастный и неприглядный. Клим подошел, осторожно, стараясь не спугнуть и не причинить боли, провел рукой по ее голове. Не получилось. И спугнул, и больно сделал. Анна отшатнулась, а потом зашипела от боли, а на ладони Клима остался кровавый след.
– Покажи!
Чтобы избавиться от него, ей пришлось бы выпутаться из кокона одеяла, а она не смела или не хотела покидать свое убежище. Она настороженно замерла, зажмурилась.
На ее затылке под мокрыми волосами была рана и значительных размеров шишка. Ударилась сама, когда падала с башни? Ударил кто-то другой?
В дверь тихо постучали. Анна натянула одеяло до самого подбородка, а Клим отодвинул засов. На пороге стояла горничная со стопкой одежды.
– Сухая одежа, – сказала она, изо всех сил стараясь заглянуть Климу за спину. – Матрена Павловна распорядилась. А мокрую мне отдайте. Я просушу.
– Отдадим.
– Барин что-то еще желает?
– Больше ничего. Передай Матрене Павловне нашу благодарность.
Клим забрал одежду и почти силой вытолкал горничную из комнаты. Из принесенной стопки выбрал то, что могло сгодиться только мужчине, прихватил полотенце. Все остальное положил на кровать рядом с Анной, сказал:
– Переодевайся. Я не смотрю.
И принялся стаскивать с себя мокрую сорочку.
– Я тоже не смотрю, – послышалось за спиной, и по язвительному тону Клим понял, что самое страшное позади. Графиня Шумилина оправилась от удара.
Брюки и рубашка пришлись Климу впору. Наверное, одежду позаимствовали у Анатоля. Анне же повезло меньше. Платье, ей доставшееся, было велико и в груди, и в талии. Не новое, а изрядно ношенное. Хорошо хоть чистое. И сама Анна в нем выглядела в большей степени кухаркой, чем графиней. Да уж, не расщедрилась Матрена Павловна, платье позаимствовала не иначе как у одной из служанок.
– Выглядишь прекрасно, многим лучше, чем в первую нашу встречу, – соврал Клим, протягивая Анне еще одно сухое полотенце. Волос у нее было поболе, чем у него. Значит, и полотенец ей нужно поболе.