Кэрол планировала с утра отправиться в больницу, к Мэтту, но Джек вдруг возмутился тем, что она со своим женихом хотят взвалить на него все то, что обязаны делать сами.
— Это, вообще-то, не моя мать, чтобы я занимался ее погребением! — рявкнул он на Кэрол, когда они утром пили кофе на кухне. — Ну, до чего люди наглые пошли! Стоит предложить свою помощь, как тебе сразу же на голову садятся! Давай-ка, сделаем так, моя милая — я уезжаю отсюда к чертовой матери и занимаюсь своими делами, которых у меня по горло, а ты сама позаботься о своей несостоявшейся свекрови. Идет?
Кэрол покраснела, понимая, что он прав и его возмущение понятно.
Но, черт возьми, неужели нельзя сказать ей об этом не так грубо и не таким тоном?! В ней вспыхнуло желание дать отпор и сказать, что он может отправляться по своим делам, а она обойдется без его помощи.
В конце концов, его об этом никто не просил, он сам вызвался помочь. А теперь орет на нее, как будто она его заставила это сделать, оторвав от дел, которых у него «по горло».
Но, как всегда, она подавила в себе обиду. Во-первых, в ней недоставало решимости, чтобы попытаться дать ему «отпор», она была уверенна, что его злой и острый язык отправит ее в нокаут в ту же секунду. А во-вторых, он слишком много для нее сделал, и продолжает помогать сейчас, и чувство глубокой благодарности не позволяло ей его обидеть, даже в ответ на грубость. В-третьих, сейчас он действительно был прав.
— Извини, Джек, — тихо проговорила она, спрятав от него глаза, чтобы скрыть обиду. — Я не хотела взваливать все на тебя. Просто я подумала, что нужнее сейчас Мэтту, чем тебе.
— А я и не говорил, что ты мне нужна, ни сейчас, ни потом! Нужно было твое участие в этих последних хлопотах об этой женщине, я так считал. И помочь решил не ради тебя, и уж тем более не ради Мэтта, — Джек поднялся и, упершись ладонями в столешницу, склонился над девушкой. — Я делаю это для Моники. Потому что она была хорошей женщиной, и мне ее по-настоящему жаль! Что еще остается делать, если ее единственный сын ни на что не способен, даже похоронить собственную мать! Конечно, какие могут быть похороны, о чем речь, когда нужно вытирать сопли бедненькому Мэттью! Ведь кроме тебя теперь больше некому!
Он резко выпрямился, прожигая Кэрол злобно сверкающими глазами.
— Беги скорее, так уж и быть! Я сам позабочусь о Монике. Да возьми побольше носовых платков для нашего несчастного страдальца! Я искренне сочувствую этой бедной женщине. Не хотел бы я, чтобы о моем погребением беспокоился абсолютно чужой для меня человек, в то время как близкие люди занимались бы чем-то поважнее.
Фыркнув, Джек вышел из кухни.
Сжавшись на стуле, Кэрол закрыла глаза, из которых вдруг полились слезы. Был ли на свете еще человек, способный жалить языком так, как это делал Джек Рэндэл? Был ли кто-то более невыносимый, чем он?
Кто мог выстоять, когда он нападал, не говоря уже о том, чтобы дать отпор? Ведь он даже рта не дает раскрыть, шокируя своим хамством и бесцеремонностью.
Довел ее до слез, обидел, а за что? Что она такого сделала? И почему он позволяет себе насмехаться над Мэттом? Почему она ему это позволяет?
— Как, ты еще здесь? Я думал, ты уже летишь к своему ненаглядному на крыльях любви! — раздался у нее за спиной насмешливый голос Джека.
Кэрол поджала губы, не поворачиваясь, и чувствуя, как кипит в жилах кровь. Руки ее дрожали. Медленно она вытерла слезы, стараясь сделать это как можно незаметнее.
— Что, неужели передумала? Неужто до этой прелестной головки дошел смысл моих слов? — его ладонь легла ей на затылок и погладила.
Девушка резко подскочила, грубо отшвырнув его руку.
— Да пошел ты!
Ударив Джека в грудь, она оттолкнула его от двери, не замечая в приступе ярости, как вытянулось от изумления его лицо, и бросилась прочь. Но сильные пальцы больно вцепились ей в руку, резко остановив.
— Что ты сказала?
— Повторить? — Кэрол вызывающе перехватила его взгляд и попыталась вырвать руку.
— Повтори.
— Отпусти меня, чего вцепился!
Но он схватил ее за вторую руку и прижал к стене.
— За своими словами нужно следить, девочка, и знать, кому можно говорить такие вещи, а кому — нет! Мне, например, нельзя.
— Значит, тебе можно говорить все, что угодно, а остальные должны держать язык за зубами? Тебе доставляет удовольствие обижать и унижать людей, а меня, наверное, особенно, да? Считаешь, если ты мне помог, то можешь теперь все себе позволить? А если я что-то вякну в ответ, то буду неблагодарной дрянью. Да, может, я неблагодарная дрянь, но я больше не могу терпеть! Вымещай свой отвратительный нрав на ком-нибудь другом! Я этого не заслужила. И Мэтт — тоже. И не смей говорить о нем в таком тоне, ясно? Если ты собрался меня бить, то начинай, а если нет — отпусти!
Он выпустил ее тонкие запястья из своих пальцев, но уйти не позволил, уткнувшись руками в стену.
Низко опустив голову, тяжело вздохнул.