Проклятые критики. Новый взгляд на современную отечественную словесность. В помощь преподавателю литературы

Изображая жертву

В литературе нынче, что на паперти: сплошь недужные и страждущие. Стоит подойти поближе, и со всех сторон грянет многоголосое: сами мы не местные, карман с деньгами отрезало трамваем…

Не торопитесь подавать. Понаблюдайте лучше фрик-шоу со стороны: оно и любопытно, и поучительно.

* * *

Мученичество, заметил ехидный Уайльд, всего лишь попытка при помощи костра достичь того, чего не удалось достичь верой. Замените «веру» на «талант», и правило окажется вполне применимо к изящной словесности. Обделил Господь способностями – дави на слезные железы сапогом. Лучше кованым.

Первый подобный опыт, сколько помню, имел быть в 2008-м. Тогда в двери большой литературы робко поскребся сиротка Егор Молданов – принес повесть «Трудный возраст» о тяжелом детдомовском детстве и драматической однополой любви. Автор страдал инкурабельной формой алекситимии, – «пятилетний отрок», «авторитет вырос на недосягаемую высоту» и проч. Однако текст добрался в «Дебюте» до шорт-листа и получил от тамошних щедрот премию «За мужество в литературе» – как же сиротку без рубля отпустить? Год спустя случилось страшное: Молданов угодил в автокатастрофу и чудом выжил – старшему брату ДТП стоило жизни. Беда одна не ходит: на 22-летнего парня навалилась фибросаркома. Медики резали пациента по-инквизиторски – с чувством, с толком, с расстановкой: сначала палец на ноге, потом стопу, а потом и всю ногу. Болящий на смертном одре вымолил у главреда «Литроссии» номинацию на «Большую книгу» и премию Юрия Казакова, а вскоре почил в бозе и сподобился прочувствованного некролога в «Литгазете». Но питерскому прозаику Валерию Айрапетяну течение фибросаркомы у болящего показалось неправдоподобным. Вскоре выяснилось, что Молданов жив-здоров, работает в транспортной полиции и в жизни ничего не писал, кроме школьных диктантов и рапортов начальству. «Трудный возраст» сочинил, а после жалобил публику приемный отец Молданова Анатолий Костишин – сам-то он не мог претендовать на «Дебют» из-за возрастного ценза.

Кто-то на грабли наступает, а мы на них пляшем. Через десять лет история повторилась – и, вопреки Гегелю, снова в виде фарса. В 2017-м немецкий грузин Михаил Гиголашвили представил читателям роман «Тайный год» – про то, как в лето 7083 государь Иоанн Васильевич, всея Руси и иных повелитель посадил царем на Москве Симеона Бекбулатовича. Батоно Гиголашвили дал фору даже «Цветочному кресту» – нарядил Ивана Грозного в бушлат, накормил «мерзлой картохой» и попутал ляжку с лягушкой:

«Тыкнул в лягву ножом до крови». Синхронно поползли жуткие слухи о том, что автор неизлечимо болен. Диагноза не упомню, но наверняка было что-то страшное: вялотекущая внематочная имбецильность, осложненная острой риновирусной диареей. Литературный мир встрепенулся: брат Мишико помирает, премию просит! Так ведь и дали – «Русскую премию». И на «Нацбест» номинировали, и до большекнижного шорта дотащили. Брат Мишико тем временем передумал помирать. Просто на несколько лет пропал из вида. А недавно объявился жив-здоров и даже с новым опусом: «Иудея, I век. Роман-апокриф». Интересно, чем на этот раз захворает? Или тыкнут его в лягву до крови? Делайте ставки, господа.

Не знал Виктор Буренин, что его фраза «мнимонедугующий паразит, представляющийся больным, умирающим, чтобы жить на счет частной благотворительности» громаду лет прорвет и явится весомо, грубо зримо…

* * *

А есть еще и обширная «литература травмы». Тут все, как у незабвенного Пикуля: «Стал майор инвалидностью наглядно хвастать: из лука татарского в бок стрелен, прикладом шведским по черепу шарахнут, палашом зверски рублен…»

Пример Старобинец опустим в силу его хрестоматийности. Хватает и других образцов жанра, гораздо смешнее: авторы на пустом месте сочиняют ж-жестокие, аж клочья летят, романсы.