В ту ночь я так больше и не ложилась. С большим трудом дождавшись рассвета, я оделась и побежала на площадь с фонтаном, и вместе со мной были мои подруги Хельга и Урсула, которые тоже услышали Призыв. Кстати, из того квартала, в котором квартировали мы, тевтоны, выходило совсем мало народу, зато с другой стороны главной улицы, где были поселены бывшие жертвенные «овечки» херра Тойфеля, девки валили просто валом. Видимо, Призыв доставал их одну за другой, и они, поднявшись со своих постелей, одевались и выходили на улицу. До какой-то степени это даже казалось страшным – все девки шли на площадь молча, совсем не разговаривая между собой, слышался только стук подошв или шлепки босых ног, если дело касалось рослых плечистых боевых лилиток.
А там, на площади, толпа все уплотнялась и уплотнялась, а солнце поднималось все выше; и вот на площади уже яблоку негде было упасть, а девки все подходили и подходили. Одними из последних появились амазонки, и среди них эта задавака Агния вместе со знаменем. И почти сразу же появился Он – солнцеликий и лучезарный, дорогой и любимый, великий герой, совершивший многое, что невозможно для простого человека, который наконец достиг божественности…
Постой, сказала я себе, сам Серегин не считал себя ни солнцеликим, ни лучезарным, и уж тем более достигшим божественности великим героем. Я не буду спорить с тем, что он невероятно крут – и при этом честен, умен и справедлив, и в силу этого пользуется уважением своих товарищей и любовью всего приближенного к нему женского пола. И только. Если, отдавая ему рапорт, начать выражаться так витиевато, как только что пришло мне в голову, то вместо похвалы можно заработать пару нарядов на тяжелые и грязные работы, если не чего похуже. Эту гадость мне кто-то нашептывает прямо в мозг, и если я поймаю гада, то прибью его насмерть, пусть даже он бессмертный.
Но гад ловиться не пожелал, тем более что гауптман Серегин, выхватив меч, заговорил – и слова его были мне как медом по душе. Древний арийский обычай – клятва на мече; а то, что раньше этот меч принадлежал бывшему богу войны Аресу, только усиливало действие клятвы. Когда Серегин договорил и после наших дружных криков о том, что мы подтверждаем его клятву, по русскому обычаю поцеловал край знамени, меч вспыхнул ярким светом, и прогремевший гром запечатал наше свершившееся Единство своей печатью. Я посмотрела на свой клинок, что лежал прямо предо мной на брусчатой мостовой – и увидела, что он тоже чуть заметно светится молочно-жемчужным светом. Так же, как я с того момента чувствовала свое единство с Серегиным и остальными сестрами и братьями – так же и мой меч, мой верный товарищ и защитник, стал единым целым с мечом Ареса и другими мечами Единства.
Сразу после церемонии Единения гауптман Серегин произвел меня в лейтенанты и сделал офицером по особым поручениям, сказав, что людям из его ближнего круга сейчас не время отсиживаться на тихих и спокойных унтер-офицерских должностях. Работа моя теперь заключается в том, что я должна идти туда не знаю куда и приносить то не знаю что. Это такой трудный для понимания русский юмор, который больше всего напоминает криптограммы высших порядков.
А на следующий день мои современники тевтоны выступили в поход на завоевание этого мира. Фройляйн Кобра и фройляйн Анна сказали, что это сделано для того, чтобы их тоже не затопил Призыв. У гауптмана Серегина и покровительствующего ему небесного Отца совсем нет желания, чтобы мои современники, помимо выполнения задач по завоеванию этого мира, присоединились к нам в походе в верхние миры. А местных содомитов, простите меня, кто гонять будет? Печаль, конечно, расставаться с соплеменниками – но ничего не поделать. Теперь мне на родном языке и словом-то не с кем будет перекинуться, потому что бывшие «овечки» не любят говорить по-тевтонски – для них это язык ужаса, в котором они выросли. Да и для меня это расставание с Гапке и другими моими соплеменниками – скорее, знак еще одного этапа моего взросления и превращения в совершенно другого человека. Мое дело теперь – идти через миры вместе с Серегиным, а их дело – вести в этих мирах бои местного значения, истребляя угнездившуюся там нечисть. Ну и, конечно, горечь расставания сглаживалась греющими мое сердце первыми офицерскими погонами.
Первым моим поручением в звании лейтенанта было сопровождать обратно в наш исходный мир эту зазнайку-плутократку Мэри Смитсон, которой Серегин поручил закупать снаряжение для нашего пополнения. Конечно, лучшее во всем мире снаряжение делают именно наши мастера. На севере даже приличную сталь сварить не могут, не говоря уже о том, чтобы правильно ее обработать. Нельзя сказать, что меня не обрадовало это поручение. Конечно, мне было приятно еще раз взглянуть на родные места, снова побывать в нашем поместье, где мне знаком каждый уголок, еще раз обнять моего старого отца и поговорить с любимой нянюшкой.