Пролетариат

– Держись за шею, а я буду плыть, – сказал Длинный сыну, затем взял его за руки, завёл себе за спину, сомкнул его руки у себя на шее и лёг на воду.

Поплыл. Недолго. Кое-как остановился, встал на дно, благо рост позволял.

– Ты так меня задушишь! Шею не сжимай так сильно.

Снова лёг на воду и снова, только попробовал плыть, сын вцепился в шею, вжавшись в спину отца.

– Приплыли.

– Да ладно ты, Длинный! Знаешь, как плавать учат? Бултых в воду, выплывет – научится.

– Вот своего так и научишь, когда будет.

Длинный снял со спины сына и пошёл туда, где помельче. Когда вода была ему по колено, поставил сына в воду, ему было по горло. Почувствовав под ногами дно, сын стал спокойнее. Волной от проплывшей вдалеке моторной лодки к ним принесло несколько веток. Взяв одну, сын повернулся в ту сторону, где купались полицейские, и швырнул в их направлении ветку.

– Ыыыы! – выкрикнул сын.

Длинный покатился со смеху:

– Маленький, а понимает!

Ещё немного поплескавшись, они вышли из воды и сели на песке на берегу. Полицейские тоже выбрались и стали одеваться. Одевшись, они сели в машину и поехали в сторону деревни. Сын бегал по берегу, подбирая камни и бросая их в воду. Немного посидев, Длинный поднялся:

– Всё, пиздец, не могу. Пошли за пивом!

Одевшись, он сунул руку в карман и достал мятую сотню. Друг пошарил у себя и тоже выудил ещё более мятую сотенную бумажку.

– Заебись! Гуляем!

Пошли обратной дорогой, как раз ведущей к магазину. Идти было не очень далеко. В магазине было душно.

– Здоров, соколики!

– Привет, тётя Нина! А дай нам, пожалуйста, две девятки!

– В такую жару девятку? Вы что, молодёжь, ёбнулись, что ли? Может, лучше кваску?

– Не, тёть Нин, давай пиво.

– Ну смотрите! Дело ваше.

Продавец подала им две бутылки из глубины холодильника. Открыв бутылки здесь же лежащей открывашкой, Длинный с другом отхлебнули холодного пива.

– Заебись!

Пиво кончилось быстро, а подействовало ещё быстрее. То ли из-за жары, то ли из-за выпитого раньше, то ли от всего сразу. Уже подходили к дому. Длинный с другом горланили на всю улицу, сын бежал позади. В ограде стоял мотоцикл.

– Сынок! Смотри, чё щас батя покажет! – сказал Длинный и выкатил из ограды мотоцикл. Кругом были все свои, поэтому ключи всегда были в замке зажигания. Длинный завёл мотоцикл, оседлал, крикнул: «Хэй, бля!», – и помчался по дороге. В противоположной от озера стороне через несколько домов начинались поля. Туда Длинный и помчался.

Мотоцикл вело и подбрасывало на неровной распаханной земле. Сделав несколько кругов, Длинный разогнался посильнее, и вдруг прямо перед ним, как из-под земли, возникла берёза. Он даже не успел ничего подумать, как в следующую секунду уже лежал на земле в метре от разбитого мотоцикла.

– Ёб же твою мать! Как? Блядь, как? Одна-единственная берёза – и та на краю поля! Повезло, что ты палец сломал только, а не шею!

– Был бы трезвый, убился бы нахуй!

XVIII

Тянулась рабочая смена. На улице стояло душное и жаркое лето. На ЦПУ работали два кондиционера. Конечно, установлены они были не для комфорта людей, а для того, чтобы не перегревались компьютеры, необходимые для управления производством, но от этого нахождение на ЦПУ не становилось менее приятным. Секель сидел в кресле мастера смены. Операторы сидели на своих местах за компьютерами, кто-то был в обходе. В такую жару находиться на улице было невозможно. К теплу, исходящему от солнца, прибавлялось тепло, которое испускал сам агрегат. Достаточно было подойти чуть ближе к любому аппарату, чтобы почувствовать его жаркое дыхание. Но операторам деваться было некуда, они не только подходили вплотную, но и должны были крутить всевозможные пышущие жаром задвижки и вентиля, подниматься по лестницам, тянущимся вдоль огромных ёмкостей, внутри которых кипел в самом буквальном смысле процесс.

Секель сидел перед монитором своего компьютера, пряча мобильный телефон от расположенной на стене камеры.

– Аватар, телефон убери! – крикнул он сидящему почти перед ним оператору. – Следи лучше за процессом!

Секель переписывался с двумя девушками, стараясь выкружить с кем-нибудь из них свидание на свои ближайшие выходные. Получалось как будто бы с обеими, значит, надо было одну на одни выходные, другую – на следующие, которые после ночных будут. Секель улыбался удачному стечению обстоятельств.

– Слышь, может, разгрузимся чутка? Не тянет ахушка, – обратился к Секелю Пельмень.

– Надо, Пельмень, надо! У нас вон план горит! Кузя мне и так уже несколько раз за смену звонил, почему выработка падает.

– Блядь, вот вроде умный мужик Кузя, неужели не понимает? Балда вылезла, вот и падает нагрузка. С чего ей расти-то? Ахушки же дырявые!

– Дырявые, недырявые, а спрашивает он с меня! И дырявые ахушки его не интересуют.

– А ты мастер или хрен собачий? Неужели объяснить не можешь?

– Вот сам ему и объясни, если такой умный.

– И объясню!

– Хуй ты ему что объяснишь! Он просто скажет держать выработку, и будем держать. Не было такого? Да было! Ему похуй. Работайте лучше и всё.

– Нет бы сказал: «Нихуя ты не понимаешь, не мешай работать!» – с улыбкой сказал Субарик. – Слабак!