Пролог (Окончание)

Он, конечно, знает, что знаменитый Луис нашёл останки древнейших людей, живших 2 миллиона лет назад, именно в Африке, а не в Европе. Он прекрасно знает, что в Западной Африке, откуда происходит большинство американских негров, существовали могущественные государства задолго до того, как там появились европейцы. Древняя ганская империя жила 1000 лет. Искусство Африки не имеет себе подобного, Знает он, что с 1619тода, когда первые африканские рабы были согнаны на деревянную пристань маленького городка Джеймстаун в штате Вирджиния, их и их потомков в течение 350 лет старательно лишали истории, прошлого, предков, старательно вытравляли из их памяти все то, что когда-то знали они о самих себе.

Обо всём этом прекрасно ведает образованный человек, умеющий пересчитывать число убитых во Вьетнаме на бычьи головы в оптимальном долларовом выражении.

Поэтому его просвещенный расизм во сто крат страшнее расизма водопроводчика.

На тихом балконе меридианского мотеля мне легко восстановить в памяти не раз слышанный спор между, так сказать, «приличным обывателем», который хочет разобраться, что же такое — расовая проблема, и неким терпеливым человеком, для которого Кинг был надеждой на решение этой проблемы. Такие споры я слышал сохни, а может быть! и тысячи раз.

— Я не расист, — говорит обыватель, — поверьте. Но негры, между нами говоря, тоже не ангелы.

— В исторических процессах ангелы, кажется, ни когда не участвовали.

— Не придирайтесь к словам. Вот что я имею в виду. Убили Кинга. Это, конечно, трагедия и варварство. Но разве негры встретили эту трагедию достойно? Нет! Они принялись бить стекла в домах, жечь чужое имущество. Разве это борьба за равноправие? Разве это протест? Это, извините, грабёж и безобразие.

— А как ещё могут выразить свой гнев люди в гетто? Неграмотные, неорганизованные, потерявшие надежду, разуверившиеся во всем, доведенные до отчаяния? Может быть, вы предложите им достойно писать письма сенаторам? Хорошая идея. Боюсь только, что сенаторы не разберут их почерка.

— Образование, вот что им нужно. А они вместо этого стёкла бьют.

— Образование им нужно. Даже очень нужно. Я согласен.

— Так в чём же дело? Тут всё зависит от них самих. Закон принят — многие школы интегрированы. Пожалуйста — учитесь!

— Это равенство, формальное. Я уж не говорю, что многие школы просто-напросто сегрегированы. Но возьмем другой вариант. Пятерых негритянских ребятишек принимают в белую школу где-нибудь в Меридиане, штат Миссисипи. В класс, где тридцать белых ребят. В ту самую школу, между прочим, где три года назад первых негритянских детей белые взрослые встречали у порога с кусками водопроводных труб в руках.

— Но сейчас ведь не встречают.

— Допустим. Но на минуту представьте себе состояние десятилетнего негритянского мальчика, который всё это прекрасно помнит, потому что всё это происходило с его товарищем и в городе, где он живёт. Дальше. Они начинают заниматься. И быстро обнаруживается, что после своей черной школы они здесь не понимают и половины того, что объясняет учитель. Над ними смеются, на них смотрят с презрением белые ученики. Учителей они раздражают своей непонятливостью.

— Но ведь белые ребята в этом не виноваты!

— Правильно, во всем виноваты черные ребята. Виноваты в том, что родители их неграмотны, что в доме у них никогда никто не читал книг, и в том, что в школе для чёрных их обучали кое-как. Через месяц они не выдерживают этого чувства вины. Они уходят из школы, возненавидев белых ребят. А те надолго сохраняют в себе презрение к чёрным.

— Что же вы хотите? Какое ещё вам нужно равноправие?

— Такое «равноправие» в школьном образовании — та же дискриминация. Оно не учитывает триста пятьдесят лет рабства и угнетения. Оно не учитывает трёхвековой массовой безграмотности среди негров.

— Так что же, по-вашему, неграм нужны преимущества?

— В образовании — да.

— Ну уж это, знаете, слишком!

— В таком случае остается лишь один способ решения расовой проблемы. Геноцид. Перестрелять всех негров одного за другим, как убили Кинга. Или сгноить в гетто. Может быть, вы предпочитаете этот путь? Но предупреждаю — он небезопасен.

— Но почему, почему именно мое поколение должно расплачиваться за то, что было сделано триста пятьдесят лет назад? Ведь не я привёз рабов в Джеймстаун!

— Значит, если не вы начинали рабство, то не вы должны его и кончать? Что же, можно рассуждать и так. Но тогда за это будут расплачиваться ваши дети.

И снова пуст балкон «Даунтаунера». Нет этих двух людей, которых я много раз встречал за прошедший 1968 год.

Трудно сказать, куда кинется после этого разговора «приличный обыватель». Убедил ли его терпеливый собеседник? Или, может быть, прямо отсюда он направится в оружейный магазин, купит винтовку М-1 с оптическим прицелом и начнет стрелять, стрелять, стрелять…

Слепо и зловеще смотрят окна дома, что напротив. Так же смотрели окна напротив отеля «Лоррейн» в Мемфисе. Ничто не изменилось после смерти Кинга. А если изменилось, то, кажется, только в худшую сторону.