И каким трудом! Побуждаемый стремлением создать колоссальный памятник и постоянной нуждой в деньгах, Бальзак подписывает договоры уже не на отдельные романы, а сразу на серии романов: Гослен будет издавать "Философские этюды", Мам - "Этюды о нравах". Но, несмотря на свою невероятную работоспособность, писатель не в силах выполнить взятые обязательства. Он обещал десять томов. Но хотя он работал днем и ночью, всякий раз оказывалось, что книга не готова к сроку. И тогда Бальзак прикладывал поистине нечеловеческие усилия.
Бальзак - Зюльме Карро:
"Надо вам сказать, что я погружен в неимоверный труд. Я живу как заводная кукла. Ложусь в шесть или семь часов вечера, вместе с курами; в час ночи меня будят, и я работаю до восьми утра; потом сплю еще часа полтора; затем легкий завтрак, чашка крепкого кофе, и я вновь впрягаюсь в упряжку до четырех часов дня; затем у меня бывают посетители, или я сам куда-нибудь выхожу, или принимаю ванну; наконец я обедаю и ложусь спать. Такую жизнь мне придется вести целый месяц, в противном случае невыполненные обязательства поглотят меня. Доходы растут медленно, а долги неуклонно увеличиваются. Правда, ныне я уверен, что у меня будет большое состояние, но надо набраться терпения и работать еще года три; надо переделывать, исправлять, во всем добиваться монументальности; какой неблагодарный, ни для кого не заметный труд, к тому же без ощутимых результатов".
Ко всему еще женщины беззастенчиво отнимали у него столь драгоценное время. Нет, не госпожа де Кастри: "Неслыханная холодность постепенно пришла на смену чувству, которое я считал страстью, охватившей сердце этой женщины: ведь она в начале нашего знакомства вела себя достаточно благородно". Но зато герцогиня д'Абрантес, например, спрашивала у Бальзака, жив ли он еще, и сетовала, что так редко видит его. Благоразумная Зюльма заклинала писателя остерегаться супругов Жирарден: "Он просто спекулятор... А она бездушна... Если бы вы по-прежнему общались с людьми простыми и здравомыслящими, как мы, насколько вы были бы счастливее, пусть даже ваши произведения утратили бы от этого некоторые свои краски!" Друзья всякого писателя неизменно советуют ему не видеться ни с кем, кроме них. Доктор Наккар уже в который раз настоятельно рекомендовал Бальзаку отдохнуть. И писатель провел в Ангулеме вторую половину апреля и первую половину мая 1833 года.
А в Париже Бальзака снова ожидали крупные неприятности. Новый журнал, "Эроп литерэр", предложил к его услугам свои страницы; Бальзак согласился и отдал туда "Теорию походки", блестящую вещицу в духе Лафатера; для этого журнала он готовил и новую "Сцену провинциальной жизни" - роман "Евгения Гранде". Издатели Гослен и Мам пришли в ярость от такого вероломства и в негодовании потрясали невыполненными контрактами. Мам порвал с Бальзаком все отношения и обратился в коммерческий суд. Бальзак в отместку поступил совсем по-ребячески: он отправился к типографу Барбье (его бывшему компаньону, в чьи руки перешла затем их общая типография), чтобы рассыпать набор "Сельского врача". В этой войне писатель был обречен на поражение, ибо право было не на его стороне. Тогда он попросил Лору д'Абрантес, которой в свое время представил издателя Мама, ныне выпускавшего ее произведения, вмешаться. По уверениям госпожи д'Абрантес, она защищала Бальзака, "как сестра защищала бы любимого брата". Она убеждала издателя, что "Сельский врач" - самая прекрасная книга на свете. В награду она хотела, чтобы Бальзак навестил ее, приехал бы как-нибудь в ее уединенное жилище "в час, когда день уже угасает, а ночь еще не наступила... Приезжайте же поскорее, а главное - рассчитывайте на меня, как на лучшего своего друга". Но он не приехал и даже не поблагодарил ее, а поступил совсем уж нелогично - отверг посредницу, к которой прежде обращался за содействием.
Бальзак - герцогине д'Абрантес:
"Вы оказали мне дурную услугу, заговорив о моем произведении с отвратительным палачом, чье имя Мам; на его совести кровь и банкротства многих, теперь он хочет прибавить к слезам разоренных им людей горе еще одного труженика. Разорить меня он не может, ибо у меня ничего нет, и он попытался меня очернить, он терзал меня. Я не еду к вам потому, что не хочу встретиться с этим висельником..."