Прометей, или Жизнь Бальзака

Но все это лишь декорации, сон наяву, мир феерии. Бальзаку нравится задавать такие пиры, чтобы гостям казалось, будто хозяин владеет талисманом, делающим его обладателем несметных богатств, повелителем времени и пространства. Но когда после пышного обеда, на котором Россини громогласно объявляет, что даже у монархов он ничего подобного не видел, не пил и не ел, Бальзак вновь принимается за работу, он опять вступает в мир суровой правды, в мир пансиона Воке и банкирского дома Нусингена. И в этом мире писатель становится самим собою: с мудрой прозорливостью осуждает безумную щедрость папаши Горио; он облачается в белоснежную монашескую сутану и работает, препоясавшись шнуром; в этом мире он успешно проводит самые рискованные спекуляции и с редкостным умением накапливает колоссальные богатства Нусингена. Время от времени он делает попытку перенести в реальную жизнь блестящие замыслы своих персонажей, но без успеха, ибо, как только внешний мир начинает оказывать сопротивление, Бальзак тут же укрывается в своем внутреннем мире. Задуманное им дело перестает быть выгодным начинанием и становится темой для романа.

Стремится ли он к роскоши из тщеславия? Нет, все гораздо сложнее. Это как бы часть монументального вымысла Бальзака, героем которого был он сам, и вымысел этот существует не только в его голове, писатель пытается воссоздать его и в реальном мире. Бальзак никогда не умел провести четкую границу между воображением и действительностью. Если он дает обед, то каждая бутылка вина на столе имеет свою историю. Вот это бордо трижды объехало вокруг света, а вон тот ром налит из бочки, которая целый век плавала по морским волнам. Чай, заваренный для гостей, собирала при свете луны дочь китайского императора. Если же доверчивый собеседник спрашивает: "Все это правда, Бальзак?" - то Оноре в ответ разражается заразительным детским смехом: "Во всем этом ни словечка правды". На улице Батай, в своем "неприступном убежище", он устроил для себя будуар, навеянный грезами, подобный будуару Златоокой девушки в особняке маркизы де Сан-Реаль, который описан им в его повести. Диван окружностью в пятьдесят футов, обтянутый белым кашемиром, с черными и пунцовыми бантиками, образующими ромбы...

"Спинка этого гигантского ложа возвышалась на несколько дюймов над грудой подушек, придававших ему еще больше роскоши прелестью своих узоров. Будуар был обтянут красной тканью, а по ней трубчатыми складками, наподобие каннелюр коринфской колонны, ниспадал индийский муслин, отделанный поверху и понизу пунцовой каймой в черных арабесках. Под складками муслина пунцовый цвет казался розовым, и этот цвет любви повторялся на оконных занавесях тоже из индийского муслина, подбитых розовой тафтой и отделанных пунцово-черной бахромой. Шесть двусвечных канделябров из золоченого серебра, укрепленных на стене на равном друг от друга расстоянии, освещали диван. Потолок, с которого свешивалась люстра матового золоченого серебра, сверкал белизной, подчеркнутой золоченым карнизом. Ковер напоминал восточную шаль, он являл взорам тот же рисунок, что и диван, и приводил на память поэзию Персии, где он был выткан руками рабов. Мебель была обита белым кашемиром с черной и пунцовой отделкой. Часы, канделябры - все было из белого мрамора, сверкало позолотой...

Переливающаяся ткань обивки, цвет которой менялся в зависимости от направления взгляда, переходя от совершенно белых к совершенно розовым тонам, прекрасно сочеталась с игрой света, пронизывающего прозрачные складки муслина, создавая впечатление чего-то облачного, воздушного. К белизне душа испытывает какое-то особенное влечение, к красному цвету льнет любовь, а золото потворствует страстям, обладая властью удовлетворять их прихоти. Так все смутные и таинственные свойства человеческой души, ее необъяснимые, бесконечные изгибы находили здесь поощрение. Эта совершенная гармония создавала какое-то совсем особое созвучие красок, вызывала в душе сладострастные, неопределенные, неуловимые отклики".

Как отзвук детских и юношеских грез писателя, как эхо его разочарований и унижений, теперь, много лет спустя, возникала эта роскошная обстановка, достойная султана из "Тысячи и одной ночи" и его наложниц несказанной красоты.