Прометей раскованный. Повесть об Игоре Курчатове

Курчатов все не начинал давно задуманного разговора. Дело было слишком трудное, чтобы приступить к нему запросто. С Лейпунским он не мог разговаривать, как с другими, — «озадачивать», не обращая внимания на радость или недовольство, а потом только спрашивать «выполнение». Лейпунский был фигурой научно равновеликой ему самому. И было какое-то почти драматическое несоответствие между тем, что он делал и что он мог бы делать. Еще до войны он выдвинулся как крупный исследователь ядра, эксперименты, поставленные им в Харькове, поражали своей тонкостью и своей точностью. Курчатов знал это лучше любого другого — многие исследования они вели совместно. Пост, занимаемый Курчатовым, вполне мог бы занять и Лейпунский, недаром Иоффе называл и его Кафтанову в качестве кандидата на роль «главного физика». А он сейчас только заведовал сектором в лаборатории Алиханова, аккуратно выполнял принятые в работу темы, отнюдь не решающие в общей ядерной программе… И недавно согласился стать деканом инженерно-физического факультета, вкладывал душу в преподавание, в организацию учебы студентов. Все это нужно, конечно. Но разве не мог бы этот глубокий физик, Александр Лейпунский, делать дела покрупней? Деликатный и скромный, очень добрый, всегда приветливый, он не годится начальствовать там, где нужно нажимать, подстегивать, одергивать, покрикивать. Но мало есть людей, какие могли бы заменить его, когда нужно решать сложную научную проблему.

— Я хочу спросить тебя, Саша, доволен ли ты своей работой? Не хочется ли тебе переменить темы? — начал разговор Курчатов.

— А ты? — с улыбкой ответил вопросом на вопрос Лейпунский. — Сейчас, понимаю, ты глава огромного дела. Но ведь дело это чрезвычайное. Добьетесь успеха — кончится чрезвычайность. Чем ты тогда займешься?

Курчатов не раз задавал себе такой же вопрос и имел готовый ответ. Он займется реакторами на медленных нейтронах. Цепная реакция деления урана — новый вид энергии. Нужно поставить эту энергию на службу народному хозяйству. Урановая электроэнергия, урановые двигатели, урановое тепло — какая величественная перспектива! Бомба — защита, бомба — не самоцель. Ядерная энергия — вот подлинная цель!

— Ядерная энергия, — задумчиво сказал Лейпунский. — Все верно, Игорь. И если ты осуществишь свой план, это будет благодеяние для людей. Но видишь ли… Коэффициент отдачи в твоих установках мал. Ты используешь — и то не всю — энергию распада урана-235. А сколько его? И процента нет в общей массе урана.

— Имеешь конкретный план повышения отдачи?

— Нет, не план… Но идея есть. Думаю и думаю об этом.

И Лейпунский рассказал, что хотел бы вовлечь в реакцию деления не только активный легкий изотоп, но и инертный тяжелый. Тяжелый изотоп урана делят одни быстрые нейтроны. Стало быть, надо разработать котел на быстрых нейтронах без замедлителя. Принцип урановой бомбы, но не для взрыва, а для контролируемого процесса. Котел на быстрых нейтронах будет, по расчету, в десятки раз эффективней котла с замедлителем. И, может быть, даже в какой-то степени проще. Но путь к этой простоте гораздо сложней, он это понимает. Вероятно, уже повсеместно будут внедрены котлы с замедлителями, а котлы без них будут еще разрабатываться. Но идея захватывает все его мысли. Если его не отвлекут на другие работы, он сосредоточится на ней.

Курчатов короткое время молча размышлял.

— Хорошо, сосредотачивайся на своей теме, — сказал он. — Не будем тебя отвлекать длительно на другие дела, это обещаю. И помогу. При первой возможности организуем специальную лабораторию для исследования контролируемого процесса на быстрых нейтронах. Ты будешь разрабатывать свое направление, я — свое.

Если у Курчатова и было намерение направить Лейпунского туда же, куда он уводил самых, даровитых помощников, то он от него отказался.