Дальше происходит что-то странное, мало того, что Бестужев приобнимает меня за плечо, притягивая к себе, так еще и кладет мою руку на свой пах, причем сильно прижимает своей лапой.
- Что ты д…
- На будущее, - вкрадчиво шепчет мне на ухо. - Хочешь сделать больно, сжимай то, что у меня в трусах, а не мое бедро.
- Буду иметь в виду. А если сейчас не уберешь свою руку, я тебе точно там все пережму.
- Сейчас побоишься, потому что, во-первых, ты уже не настолько злая, во-вторых, чуть ошарашена, - секунда на обдумывание и Бестужев целует меня в щеку, отпуская свою ладонь. - Кстати, не надевай такие платья на выход.
- Это еще почему? - резко убираю руку от его паха.
- Потому что ты больше не модель нижнего белья. Не надо всем демонстрировать свою грудь.
- То есть Анжеле и Снежане можно, а мне нет?
- Наверное, можно. Мне-то что? Они же не мои женщины, пусть демонстрируют, а ты замужем.
- Я подумаю над твоей просьбой.
- Это не просьба.
- Кстати, что за шлюховатые имена у твоего дизайнера и подружки? - быстро перевожу тему. - Как на подбор.
- Почему шлюховатые? Снежана – Снежка, очень даже мило.
- Анжела – Анжик?
- Точно.
- И все равно имена шлюховатые, особенно Анжела. Прям фу!
- Сонь, в тебе говорит ревность.
- Ага, мечтай. Анжела – шлюховатое имя и точка.
- Ну если тебе будет спокойнее, то могу сказать, что это ее ненастоящее имя. На самом деле ее зовут Лена.
- Ты серьезно?!
- Да. И даже не спрашивай почему ее так зовут. Лена – не шлюховатое имя?
- Ужасное имя!
- Ну да, ну да. Ты помнишь, как зовут мою бабушку? - ну спасибо, что напомнил о бабуле!
- Вера.
- Умничка. Не бойся, ты ей понравишься. Мизинец даю на отсечение.
Кажется, настало время, когда Бестужев все-таки лишится своего мизинца…..
Глава 25
Кажется, у меня перехватывает дыхание, когда Глеб приподнимает меня с сиденья. И нет, вовсе не от близости, а от страха из-за дальнейшего знакомства. Отвратительнейшее состояние, напоминающее по силе ожидание самого страшного диагноза. Утыкаюсь Бестужеву в грудь и глубоко вдыхаю запах его парфюма, борясь с внезапно возникшей тошнотой. Как же мне страшно, мамочки…
- Сонь, ну хватит. Не вибрируй, - чуть насмешливо произносит Глеб. - Я не понимаю почему ты трясешься? Боишься не понравиться бабушке? Ну и что? Я вот твоему отцу не нравлюсь и что из этого?
- Дурацкое сравнение, моему папе на меня плевать, он меня не любит, а твоя бабушка тебя сто процентов – да.
- Ладно, согласен. Нехорошее сравнение. Но суть в том, что моя бабушка, вне зависимости от своих личных симпатий и антипатий, не окажет на меня никакого влияния. Даже, если она заведет меня ночью в темную комнату, приставив к горлу ножечек, и скажет: «Глебушка, брось каку, она тебе не пара, у меня на примете есть внучка моей дряхлой подружки», я не вниму ее словам. Расслабься, Сонь. И помни, что ты здесь хозяйка, а не гостья, - шепчет мне куда-то в шею. - И, будь добра, не реагируй на ее разговоры о детях. Если уж начнет давить вопросом, «когда будут детки», то представь мысленно перед собой стену и думай о чем-то хорошем.
Так и хотелось спросить: так вот в чем секрет его невозмутимости? Бестужев не слушает и ставит перед собой мысленную стену?
- Олег, поставь, пожалуйста, кресло сюда, - громче произносит Глеб, как только заходит в дом. - Спасибо. Можешь ехать домой, - усаживает меня на диван. Оглядываюсь по сторонам в поисках той самой бабушки и никого не вижу. И тут мой взгляд утыкается в собственную грудь. На кой черт я сняла верхнюю одежду?
- Подай, - тянусь рукой к полушубку, который Глеб удерживает в руках.
- Зачем?
- Чтобы грудь прикрыть, непонятно что ли? Твоя бабушка подумает еще, что я какая-то распутница, - нервно произношу я, натягивая выше лиф платья. - Ну, - тяну к Бестужеву руку, выжидающе смотря на него.
- Верхнюю одежду дома не носят, - чуть улыбаясь произносит Глеб, кидая полушубок на кресло. Наклоняется к моему лицу и шепчет прямо в губы. - Расслабься, Сонечка, все будет хорошо, - секунда и целует меня в нос.
- У меня насморк, кстати, - не задумываясь, вру я. Зачем? Наверное, чтобы убрать с его лица очередную порцию невозмутимости и спокойствия.
- Ага, и козявки в носу, - наклоняется вниз и принимается снимать с меня туфли.
- И назальный герпес, - добавляю я.
- Ну хорошо, что не вагинальный, распутница ты моя, - что-либо ответить на это я не смогла, просто потому что чуть опешила, когда Глеб стал приподнимать подол моего длинного платья. При этом проходясь пальцами по капрону. Что это еще за ерунда такая? Разве бабуля не в доме?
- А что ты делаешь?
- Хочу посмотреть, что на твоих ногах. Чулки значит? - добравших до резинки чулков, улыбаясь, спрашивает он.
- Ага. А зачем ты гладишь край моих чулок?
- Проверяю на прочность. И да, правильно не край, а борт, если мне не изменяет память.
- Да что ты говоришь?
- Ага, - улыбается так, как будто передо мной кот, нажравшийся валерианки, ну и сметаны заодно. Что-то с ним определенно не так.
- А ниже что? - накрываю его руки, опуская вниз. - Мачта? Парус?