Пропала, или Как влюбить в себя жену (СИ)

- Паголенок, - не знаю, что со мной происходит, но я ржу как лошадь от этого «погаленка». Едва хватает ума прикрыть ладонью рот.

- Шутишь?

- Нет, - демонстрирует мне голливудскую улыбку в ответ.

- Я не буду интересоваться откуда такие глубокие познания, но ради интереса, а самая нижняя часть это… подпяточник?

- Нет. Следовая часть чулка. А в ней уже различают пятку, след и мысок. А вообще я был уверен, что на тебе не чулки.

- Почему?

- Сложно объяснить.

- Дай угадаю, ты надеялся увидеть шерстяные колготки? - вместо ответа Бестужев лишь пожимает плечами. - Вообще-то у меня куча фотографий в чулках.

- Знаю. Но экранная и реальная жизнь – это все-таки другое. Очень красивые, кстати, чулки.

- Мужчинам ведь нравятся чулки, да?

- Да. Это чистейший секс, - снова ведет обеими ладонями по ногам.

- Ясно, - тихо произношу я, закусывая губу и борясь с желанием спросить откуда у него такие познания в чулках. И спросила бы, если бы не услышала тихий стук каблуков и громкое:

- Глебушка, ну наконец-то. Приехали.

Точно, бабуля-то здесь, а мы тут про чулки и ноги гладим! Пипец. Пипец мне пришел. Еще и внук у неходячей женушки в ногах. Боженька, пожалуйста, помоги мне. Глеб приподнимается с колен, и я сразу закрываю глаза. Спустя несколько секунд резко открываю их, попадая взглядом на приятную с виду картину: Бестужев обнимается со своей бабушкой. Ишь какая мадам, по дому ходит не в тапочках, а в туфлях. Хорошо хоть не на шпильке.С виду это точно не моя бабушка. По крайней мере, я не припомню, чтобы моя так улыбалась мне, как эта Глебу.

Не знаю как я себе ее представляла, но точно не такой. На вид лет семьдесят, среднего роста, этакая блондинка с накрученными короткими локонами. Одежда – не бабкинская: элегантные брючки бежевого цвета, блузка нежно-голубого оттенка и макияж. Даже на расстоянии видно, что она при параде. Но больше всего удивляет не ее элегантность, а то, что на ее голове красуется шелковая лента с бантом посередине. Бант вселяет надежду, что не все так плохо. Разве злыдня может носить бант?

- Бабушка, это Соня. Прошу не обижать и желательно любить.

- Скажешь тоже, - отмахивается от него и подходит ближе ко мне.

- Здравствуйте, Вера, - киваю и улыбаюсь как дебилка.

Застываю и, кажется, не дышу все то время, пока она меня рассматривает.

- Боже мой, какая красота. Куколка, - восхищенно произносит женщина, ослепляя меня белозубой улыбкой. - У моего внука губа не дура. А какие у вас будут красивые детки, мама дорогая, - тянет ко мне руки и заправляет мои распущенные волосы за ухо. И тут же начинает ощупывать мои ушные раковины. - И ушки красивые, не то, что у Глебушки. Он чуть лопоухий, если ты не заметила. Но другой красотой и харизмой берет.

- Ну теперь-то моя куколка об этом точно вспомнит, бабушка, - саркастично отмечает Бестужев, на что Вера выпрямляется и тут же обнимает его.

- Ну не обижайся.

- И не думал.

И тут на меня накатывает очередная волна смеха.

- Геннадий, - смотрю на Глеба и улыбаюсь. Улыбаюсь от того, что за два месяца, проведенных в тесном контакте, я ни разу не вспомнила о его ушах, на которые раньше обращала внимания. Кажется, я впервые вижу на его лице что-то типа: подожди у меня. За упомянутого Геннадия ты получишь наедине люлей.

- Ах да, он тут. Гена, беги сюда, будем знакомиться. Гена! - еще громче кричит бабушка Глеба. - Зараза такая, опять к Машке пристает.

- К Марии, бабушка.

- Глеб, не начинай. Гена!

- Бабушка, он сам прибежит, если надо. К тому же, Мария даст ему отпор. Может выпьем за знакомство?

- Давай, - быстро соглашается она. - Только винца.

- Вино – для радости дано, - заключает Глеб, подмигнув мне, и идет в сторону кухни.

Вопрос кто такой Гена исчез, как только Бестужев ушел. Гена – это бульдожка, а если точнее, французский бульдог светло-коричневой окраски. Хорошенький, ушатенький собакевич.

- А вот и наш мальчик. Иди сюда, познакомься с Софией. Или лучше Соня?

- Соня.

- Не бойся. Он очень добрый, - садится на кресло слева от меня. - Приставучий, храпящий и линяющий пердунчик, но до безумия любящий и добрый пес. Не укусит, не даст сдачи, даже если ему будут делать больно. Дурашка, одним словом.

Тяну руку к вертящемуся Гене и не знаю чему больше радоваться. Тому, что в доме появилась собака, пусть и ненадолго, или тому, что бабушка Глеба ни разу не посмотрела на стоящее рядом кресло. Равно как и ни разу не опустила взгляд на мои ноги. И вообще не заговорила о том, что со мной что-то не так. А она вообще знает, что я не хожу?

- Хорошенький, - наконец заключаю я, после того, как вдоволь погладила, прыгающую на мои ноги собаку. Я специально приподнимаю платье, и вовсе не для того, чтобы собака не делала зацепки, а чтобы увидеть реакцию моей новой знакомой. Если не взглянет на ноги – точно не в курсе, а кресло тупо не заметила. И нет, внешне не видно, что у меня что-то не так, просто сам факт. Люди всегда смотрят на то, с чем есть проблемы, если о ней знают. Бабушка Глеба по-прежнему смотрит на мое лицо, но не на ноги. Не знаю зачем я это произношу вслух.