Пропасть

Хотя — именно "посторонние мысли" как-то успокаивают нервы (или только так кажется?), отвлекают от дум, куда более реалистичных, а потому более скверных. Это и для лагерных условий применимо (точнее — необходимо): уход в свою "скорлупу", в свою закрытую от всех "внутреннюю" жизнь, недоступную для чужих глаз. Человек, у которого такой внутренней жизни нет — всё равно что конфетная обёртка (фантик) без начинки. Развернёшь — а там деревяшка.

От Самары доехал до Сызрани. Оттуда — до Кузнецка. Это — второй по величине город Пензенской области. Очень чистый, "прилизанный", сверкающий яркими рекламными щитами и витринами магазинов, он оставляет о себе довольно выгодное впечатление.

От Кузнецка часто ходят электрички на Пензу — которая похожа на одну большую пивнушку. Кругом пьяные, которые постоянно выясняют между собой отношения — в городских троллейбусах, в электричках, на улице, на вокзале… Кругом шелуха от семечек, всюду гнилые понты, типа: "Ты меня уважаешь?", или "Я за свой базар отвечаю!.." Много мата и грязи.

Хотя всё это я видел походя, мне до этого не было никакого дела; тем не менее, впечатление, прямо скажем — не очень. Плюс ещё неразбериха с пригородным движением. Тут вносит свою лепту наличие кучи станций с одинаковыми названиями, различающимися только по номерам: Пенза-I, Пенза-II, Пенза-III, Пенза-IV, Пенза-V… Впрочем — мне там не жить.

32

Надо сказать, что привыкая к электричкам как к походному дому на колёсах, начинаешь с удивлением смотреть на "нормальных" людей, с их детскими капризами. "Ой, этот вагон гремит!", "Ой — тут двери плохо закрываются!.." На ревизоров (и не только на ревизоров) в душе вызревает такое озлобление, что порой возникает в голове мысль-мечта: вот бы дорвались к власти какие-нибудь чокнутые экстремисты, собрали бы всех ревизоров-контролёров, милиционеров, всевозможных охранников всех мастей — и поставили бы всю эту нечисть к стенке! Вместе с детёнышами ихними — поголовно!

Я конечно прекрасно понимаю, что дорвись к власти экстремисты — скорее всего они обрушатся именно на таких как я, нищих и беззащитных. При этом обопрутся на самую активную поддержку той же милиции и всевозможных охранников-контролёров, дружинников (хотя, в России не всегда всё бывает логично; 1917 год прекрасно это доказал. Так что у нас особо ручаться ни за что нельзя). Но, постоянная грызня с представителями власти (а ревизоры есть представители власти — хоть и ничтожного уровня) и постоянное ожидание подобной грызни, повседневное напряжение и чувство собственной беззащитности, "правовой ущемлённости", опаска вообще всего связанного с властью — накапливают в душе (даже на подсознательном уровне) просто бешеный заряд ненависти, презрения, желания мести. Постепенно, капля за каплей, человек переполняется ядом ненависти и ко всему населению, которое эту власть (а значит — и её представителей) кормит и худо-бедно поддерживает. Сознание своей ущербности и неполноценности в глазах окружающих — вещь сильная и страшная. Поначалу это вызывает чувство униженности, желание как-то подделаться под "общество", чем-то заслужить его милость. Смотрите — я такой же как и вы! Видите — я и ботинки почистил, и одежонку постирал, и сам — вполне умытый и причёсанный. И тоже книжку читаю; и всё о чём вы говорите — понимаю. Вот — я тянусь к вам, мне не хочется быть изгоем, не оттолкните меня!..

А потом происходит одно из двух. Те кто послабее — прогибаются под этот мир, заискивание и сюсюканье перед каждым встречным-поперечным становится для них нормой. И "общество" их растаптывает. Наглядные пример тому — "обычные" бомжи, самая бесконфликтная, слабовольная, и при этом самая презираемая и третируемая часть населения.

Те кто посильнее (не телом — духом), постепенно учатся презирать и ненавидеть окружающих. Они тоже стараются улыбаться, тоже обычно предельно вежливы. Но в душе у них выковывается мощный стержень самолюбия. Вы меня ненавидите? Да я это прекрасно знаю — и срать хотел на вас и вашу ненависть. Вы ненавидите меня потому, что я лучше вас. И вы, уроды, это чувствуете на подсознательном уровне. Вы все хуже меня. В моей ситуации вы опустились бы гораздо ниже, валялись бы пьяные под забором, отдавались бы извращенцам за бутылку. Вы все богаче меня, лучше одеты, более сыты и уверены в завтрашнем дне. И при этом заедаете друг друга, точите один другого, душите и давите как только можете. А лиши вас того что вы имеете — вообще друг другу глотку за сухарь рвать будете, жрать друг друга начнёте, как жрали в блокадном Ленинграде, или голодающем Поволжье. Я — подохну, но человечину жрать не стану. Вы — будете. Было время, власть вам говорила: громи церкви! И вы громили, предав тысячелетнюю веру отцов. Теперь ваши правители впереди всех со свечками в храмах красуются. И вы туда потянулись — мода! Вы живёте лучше таких как я — потому что вы подлее, наглее, бессовестнее мне подобных!