Пропавшая невеста

– Медовый месяц они провели в Венеции, а когда вернулись, Лиззи была такая худая и бледная, совсем не походила на себя. Скоро стало ясно, что она ждет ребенка, и мы решили, что все дело в этом. А потом родился малыш Арчи, все прошло хорошо, мальчик был здоровенький, вот только навестить его нам не удавалось – Честер был против. Я боялась, а мистер Ханичерч сердился – он уже готов был ехать в Честер Грейндж без всякого приглашения и требовать, чтобы нам показали нашу дочь. И вдруг стали приходить письма, такие мирные, даже счастливые. Мы успокоились и перестали переживать. Пусть живут, как хотят, заявил мой муж. В конце концов, теперь Честер за нее отвечает, ему и решать. Не могу вам передать, как мне было больно, но я смирилась с тем, что придется отпустить мою девочку. Конечно, я была несчастлива, но старалась гнать от себя «глупые мысли», как их называет мой муж, и быть довольной тем, что моя дочь довольна. Так все и шло до вчерашнего дня, когда в наш дом пришли вы.

– И мне очень жаль, что так вышло, – сказала Шарлотта.

– Пожалуйста, не извиняйтесь. После вашего ухода я перечитала все письма Лиззи, – ответила ей миссис Ханичерч. – И все поняла. А ведь я столько раз читала и перечитывала их прежде, надрывая себе сердце тем, что моя девочка не со мной, но самого главного не замечала, и только после разговора с вами как будто увидела их другими глазами.

– Что вы увидели? – встрепенулась Энн и даже подалась вперед.

– Когда Лиззи была еще совсем малышкой, ей часто снились кошмары. Почти каждую ночь она кричала так, что просыпались все, кто был в доме, а чтобы ей самой потом спокойно заснуть, я должна была лечь рядом с ней и втирать ей в виски лавандовое масло.

– Мне так страшно, мама, – повторяла она, – принеси мне лаванды, хочу лаванду.

– И? – не выдержала заинтригованная Шарлотта.

– В каждом ее письме обязательно есть место, где она вспоминает свое детство и спрашивает: «Помнишь, как я просила тебя принести мне лаванду, мама?» И слова подчеркнуты. «Принести мне лаванду». Шарлотта, Энн – я уверена, что каждым своим письмом моя дочь кричала мне о том, как ей страшно, просила у меня помощи, а я… не слышала ее криков. Не слышала ее криков…

Бедная миссис Ханичерч разрыдалась, а Энн встала перед ней на колени и так естественно обняла ее, стараясь утешить, что, глядя на них двоих, Шарлотта невольно позавидовала тому дару непроизвольной доброты и сострадания, которыми обладала ее младшая сестра.

– Шарлотта, и вы, милая, нежная Энн, скажите мне, как мне найти мою Лиззи?

– Мы соберем воедино все, что нам удастся узнать, и будем думать над этим день и ночь, пока у нас не сложится картина. А когда это произойдет, то и ответ на ваш вопрос отыщется, только… только я боюсь, что он может оказаться страшным, миссис Ханичерч.

– Мне не привыкать жить с горем, – ответила та и стоически кивнула. – На мою долю его выпало не меньше, чем многим. Неведение – вот что перенести невозможно, вот с чем нельзя жить.

– Мы не остановимся, пока ответ не будет у нас в руках, каким бы он ни оказался, – пообещала Шарлотта, серьезно глядя на миссис Ханичерч.

– Надеюсь, что ваши наниматели, господа Белл, окажут вам помощь? – взмолилась миссис Ханичерч, беря Шарлотту за руку.

– Да, – сказала Шарлотта, понимая, как необходимо миссис Ханичерч знать, что ответственными за все будут мужчины. – Да, конечно, господа Белл присмотрят за всем.

– Тогда прошу вас, дорогие дамы, исполните свой долг.

На лице бедной женщины было написано такое страдание, что слова сорвались с уст Шарлотты раньше, чем она успела обдумать их как следует.

– Да, – сказала она. – Обещаю вам, что мы не остановимся, пока дело не будет сделано.

Глава 21. Эмили

Утренний туман еще лежал в ложбинах и изгибах долины, когда Эмили возвращалась домой с Кипером, который трусил с ней бок о бок. Девушка планировала войти через дверь кухни и, если кто спросит, сказать, что была на утренней прогулке, как вдруг заметила Джона Брауна: сторож отцовской церкви и могильщик в одном лице, он что-то копал в окружении могильных плит, квадратных, точно крышки столов.

– Доброе утро, Джон, – приветствовала его Эмили, когда, оставив Кипера в саду, спустилась на кладбище посмотреть, в чем там дело.

– Доброе утро, Эмили. – Джон Браун поднял голову от могилы, которую раскапывал: в ней, как прекрасно знала дочь священника, уже стояли один на другом гробы в разной степени распада. В это раннее утро, предвещавшее теплый, солнечный день, Джон расширял могилу, насколько это было возможно, чтобы найти место для еще одного гроба. Отец регулярно обращался к епископу с просьбами освятить дополнительный участок земли под кладбище, иначе кости усопших жителей Хоэрта начнут торчать из свежевскопанной земли. – Вижу, вы опять встали чуть свет.