Пропавшая сестра

Подо мной скрипит половица. Женщина вскидывает голову. В полутьме она кажется молодой и красивой. Но вот она встает, оказывается в свете единственной тусклой лампы, и сразу становятся видны некрашеные корни ее всклокоченных обесцвеченных волос, темные круги под глазами и затравленное выражение лица. Она медленно направляется прямо ко мне, сердце мое готово уже выскочить из груди. Подойдя к двери, она резко захлопывает ее прямо перед моим носом.

Эммануэль?

В панике я ищу взглядом номера квартир и понимаю, что это не Эммануэль, а соседка. Та самая, которая видела Анжелу входящей в квартиру Ману?

Я громко стучу в дверь. Никакого ответа. Стучу снова.

— Bonjour, — громко говорю я.

Внутри слышно какое-то движение, но непонятно, вернулась ли женщина к своему занятию или ушла в дальнюю комнату, чтобы отвязаться от меня.

— Хеллоу!

Снова никакой реакции.

Почему я решила, что это та самая соседка, которая опознала Анжелу на фотографии? На лестнице еще дюжина квартир, это мог быть кто угодно из жильцов.

Я подхожу к квартире Ману. Кровь пульсирует в висках.

— Bonjour? — Я стучу костяшками пальцев по двери. Она распахивается.

— Эммануэль?

В передней уютно и чисто. Туфли аккуратно выстроены в ряд перед дверью, скромная тахта накрыта оранжевым вязаным пледом. Журналы на столике сложены ровной стопкой. Как будто здесь живет женщина средних лет, а не студентка университета. Я закрываю за собой дверь. Замок болтается на одном гвозде, как будто дверь выбили ногой снаружи.

В нос ударяет вонь, от которой к горлу подступает тошнота. Похоже, что протухла какая-то еда. В раковину свалены немытые тарелки. На кухню заходить не хочется, и я иду в другую сторону. Спальня напоминает квартиру в Сан-Франциско — не больше коробки из-под обуви. Все стены увешаны фотографиями. На них — молодая полноватая женщина с волнами вьющихся волос, прямым носом и маленьким подбородком. На одних она улыбается в объектив, на других кривляется с подружками, радуясь жизни, на третьих — погружена в свои мысли. На почетном месте, перед кроватью, застеленной едва ли не с армейской аккуратностью, профессиональные фотографии на фоне пейзажей пустыни. Видимо, хозяйка любовалась ими перед тем, как заснуть.

Я осматриваю спальню в поисках признаков того, что Ману жива и невредима. Вдруг найдется вчерашний чек из ресторана или магазина. Хоть какой-нибудь намек на то, что Анжела не причастна к ее исчезновению, чтобы рассеять подозрения инспектора Валентина.

На прикроватном столике стоит лакированная деревянная рамка с фотографией Эммануэль и какого-то довольно симпатичного мужчины. Они ласково прижимаются друг к другу щеками, солнце освещает их счастливые лица. Подбородок мужчины покрывает небольшая щетина, у него серо-зеленые глаза и ямочки на обеих щеках, над одним глазом нависает завиток черных волос. Я беру рамку в руки, чтобы рассмотреть фото поближе. Конечно же, это тот же самый парень, что и на фотографии с Анжелой. На той, которую я нашла в коробке под кроватью Анжелы в самый первый день с Себом. Значит, это парень Эммануэль? Неужели Анжела увела его у нее?

Где-то скрипит половица. Мое сердце замирает, и я задерживаю дыхание, прислушиваясь к звукам, доносящимся из прихожей. Сунув рамку с фото в сумочку, я заглядываю в гостиную.

— Шейна? — Жан-Люк приоткрывает дверь.

Из квартиры напротив несется бодрое техно. Певица пытается перекричать музыку, но ей это не очень удается.

— Привет, Шерлок. Заходи.

Он закрывает дверь за собой, чтобы не слышать шума. Удивленно смотрит на сломанный замок.

— Чья это квартира?

— Подруги Анжелы. Утром я стучала в твою дверь, но тебя не было дома.

Проходя мимо кухни, Жан-Люк зажимает себе нос.

— Ну да, меня рано утром вызвали в офис. Поганая работенка не ждет…

Он отступает на шаг, разглядывая выцветший диван и лоскутные подушки. На кухонном столе лежит стопка писем.

— Что мы здесь делаем, Шейна?

Я прижимаю палец к губам, и он удивленно таращится на меня.

— Это быстро, — говорю я шепотом. — Я кое-что ищу. А ты пока присядь.

Щеки Жан-Люка розовеют, но не вижу смысла посвящать его в детали. Честно говоря, я всегда так поступаю. Может, поэтому никто не пытался связаться со мной из Сан-Диего, даже тетушки, ведь я улетела, никому ничего не сказав. Конечно, у Жан-Люка могут быть неприятности, но на этой неделе я эгоистка. И, как стало ясно еще в понедельник, не стоит слишком сближаться с французами.

Жан-Люк разводит руками.

— Может, придем в другой раз, когда она будет дома? Мне все это не нравится. Серьезно.

Он озирается вокруг, словно боится, что одна из лоскутных подушек оживет и бросится на него.

— Что именно ты ищешь?

Я придаю лицу невинное выражение, широко раскрыв глаза и приоткрыв губы.

— Какую-нибудь фотографию Анжелы из последних. Для похорон.

Он оглядывает комнату. В ней нет ни одного окна. Только дверь в дальнем углу кухни, ведущая, вероятно, в ванную или кладовую. Он перебирает стопку пивных подставок, заходит в спальню. Смотрит на фотографии на стенах.

— Все. Мы уходим.

— Что случилось? Почему?