Пропавшие в раю

Последние слова Ирины прозвучали с ледяным, но безудержно рвущимся из души восторгом. Она помолчала, а потом вдруг громко, нараспев произнесла низким, непохожим на ее собственный, грубоватым голосом:

– «И придет к Камню Первый Избранный.

И будет Он ликом светел, как ангел небесный,

Собою же черен, как смутная мгла ночная.

И все прочие пойдут за Ним и поклонятся Ему,

И дарует Он им благость Приобщения…»

Она вскинула голову, пристально посмотрела Алексею в глаза и договорила своим обычным голосом:

– То есть, правильнее сказать, Ей поклонятся. Мне. Понял, милый? – Шустовская немного помолчала. – Мои родители были обычными людьми. Жили себе и жили. Ругались, мирились, ели, пили, тратили деньги, покупали обновы, растили детей. Я была другой. И всегда это понимала. А после встречи с Евой узнала наверняка! Я видела их мелкие душонки и страстишки насквозь. И презирала. Не подчинялась. Знаешь, я ведь даже не разговаривала до встречи с Евой.

– Совсем ничего не говорила? – поразился Алексей.

– Совсем. Научилась, как все дети, но потом сразу замолчала. О чем я могла с ними говорить? – губы Ирины зазмеились в презрительной усмешке.

– Как же ты училась?

– Учителя приходили к нам домой, учили моих сестер и меня. Я слушала, впитывала, но не отвечала, выполняла все задания письменно. Но, не произнося ни слова, училась все равно лучше. Много читала, прочла все книги, что стояли на полках отцовской библиотеки. Ни мать, ни отец их и не открывали! Так что я уже в десять лет была умнее и образованнее и родителей, и тем более сестер. И, уж конечно, намного, намного красивее этих нелепых глупых куриц.

– Как ты познакомилась с Евой?

– Скорее она познакомилась со мной, – ответила Ирина. – Это вышло случайно. Ева наведалась к нам в поместье, чтобы взглянуть на Камень, и увидела меня.

– Как она собиралась узнать этот Камень? – спросил Алексей. Он сидел перед ней почти неподвижно, вытянувшись, сцепив кисти рук, напряженный, как струна.

– О, его невозможно не узнать! – благоговейно выдохнула Ирина. – Я обратила внимание на Камень, как только научилась осознавать саму себя. Ходить еще толком не умела. Не удивляйся, я помню себя с младенчества. Няня привела меня на прогулку в дальний, заброшенный уголок сада, почти возле ограды. Там росли вишни, рядом была полузаброшенная беседка. Ажурная крыша, перильца, две скамьи и стол. Туда редко кто забредал. Теперь я знаю почему – сила Камня отталкивала праздных гуляк. В тот, самый первый, раз я не запомнила почти ничего, кроме густого, тягучего аромата спелой вишни. Ягоды нагревались на жаре, сок в них бродил, как вино, и этот запах кружил голову. Позже я приходила к Камню постоянно. Иногда сидела и читала на скамье в беседке, но гораздо чаще – лежала на Камне.

– Лежала? Он настолько большой?

– Его поверхность – сто пятьдесят два сантиметра. И всегда, в любую погоду, он теплый на ощупь. Я много раз чувствовала, как он еще сильнее нагревается под моим телом. Вбирает мое тепло и отдает мне свою силу. Лежать на нем приятно, совсем не жестко. Если хочешь знать, я даже свой первый оргазм испытала, именно лежа на Камне, – с лукавым сладострастием проговорила Ирина.

«Неужели она и вправду считает, что мне это интересно?» – подумал Алексей. Ирина, игнорируя его молчаливый протест, продолжила:

– Мне всего-то лет девять-десять исполнилось. Я лежала на Камне, смотрела вверх, в небо. Надо мной гнулись под тяжестью бордовых ягод ветки вишневых деревьев, а между ними виднелся кусочек неба. Было так тепло и спокойно, я почти заснула, отбросив в сторону книжку. А потом вдруг Камень стал вибрировать. Такая тонкая, приятная дрожь, но сильная, как электрический ток, она передалась и мне. Я замерла, не двигаясь, а в глубине моего тела зарождался маленький вихрь. Он набирал силу, растекался волнами, захватывал меня, подчинял. И это было так приятно, так томительно-прекрасно, что я застонала и поняла, что плачу. Ощущение нарастало и крепло, я почувствовала, как Камень подо мною стал горячим, этот жар как будто перетекал в меня. Аромат вишен усилился. Теперь всегда, когда я занимаюсь сексом, мне смутно чудится этот сладкий запах… Потом удовольствие стало таким сильным, что мне показалось, я умираю. Что-то взорвалось внутри меня, и… все закончилось. Я была растеряна, опустошена, мне хотелось повторения.

Она говорила и говорила, продолжая со вкусом делиться своими эротическими ощущениями, а Алексей сидел и с беспросветной тоской думал о том, что Ирина никогда его не отпустит. В том, как она обращалась с ним, как говорила и смотрела, чувствовалась жажда обладания. Что-то похожее на голод. Ирина хотела его, не только в физическом, но и во всех иных смыслах. Ей необходимо было подчинить его себе, и она ни за что не допустит другого варианта развития событий. Что это означает для Маруси, его бедной, больной, любимой Маруси, лучше и не думать.