Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах (без иллюстраций)

Так за десятилетия до того, как бабушка взялась укрощать меня - на тот момент самого непослушного ребенка в семье - она попыталась укротить своих падчерицу и пасынка, Юлю большую (как её называли дома, чтобы отличать от Юли маленькой, моей мамы) и Лёню.

Но дети, как я вскоре узнала, с трудом привыкали к Нининой идейной жесткости, особенно мальчик.

Глава 2

Блудный сын коммунизма

В октябре 1961 года Анастас Микоян, первый заместитель главы советского правительства, наслаждался утренней прогулкой в парке Ливадийского дворца, когда столкнулся с моим дедом, тогда - главой правительства. Бывшая царская собственность в Крыму, роскошный белый дворец на берегу Черного моря, был теперь народным санаторием. В теплом южном климате круглый год зеленели пальмы, цвели магнолии, беседки и каменные ограждения были увиты белой глицинией. Ежегодно советская номенклатура прибывала на отдых на южный берег Крыма, останавливаясь неподалеку, в Мухалатке, в доме отдыха Политбюро на холме, откуда открывался захватывающий вид на море. Так же, как в своё время царская камарилья, большевики копировали привычки и стиль отдыха своих руководителей. Сначала Сталин, затем Хрущёв всё лето и осень держали штат советников на закрытой вилле в Ореанде, в нескольких километрах по побережью от дома отдыха Политбюро.

Дед любил подолгу гулять после раннего завтрака, часто таская с собой на эти прогулки всех членов семьи. Но в тот солнечный октябрьский день, когда он встретился в парке со своим политическим союзником, соратником по антисталинистской борьбе Микояном, он был один. Микоян прогуливался со своим старшим сыном Степаном, лётчиком-испытателем, заехавшим навестить отца. Трое мужчин поздоровались, обменялись любезностями, а затем Степан обратился к Хрущёву:

― Мы с вашим сыном Леонидом были друзьями во время войны. А у меня все эти годы всё как-то не было возможности сказать вам, как я сожалею о его гибели.

Дед помолчал, затем взглянул на Степана.

― Эх, - сказал он, качая головой. - Непутёвый был.

Развернулся и пошел прочь, в сторону дома.

Степан явно коснулся больного места.

* * *

Я познакомилась со Степаном Микояном в 2005 году, когда моя мама привела меня к нему поговорить о Леониде. Мы устроились в гостиной его скромной квартиры на Павелецкой, и я стала с нетерпением ждать его рассказа. В свои восемьдесят три Степан Анастасович был маленький, худой и подтянутый мужчина, с копной волнистых седых волос и героическими усами. Он был похож скорее на бывшего профессионального жокея, всю жизнь объезжавшего норовистых лошадей, чем на лётчика- испытателя истребителей. За десятилетия летной службы он заслужил немало государственных наград, включая высшую награду СССР - звание Героя Советского Союза, о чём упомянул с игривой улыбкой, словно был моложе лет на сорок. О Леониде он отзывался тепло и по-дружески («Лёня был замечательный, настоящий друг»), хотя в его рассказе о погибшем друге и сквозило чувство превосходства выжившего. Но даже Степан, по его словам, был поражен откровенно негативной оценкой, данной Хрущёвым своему сыну.

Никита Сергеевич говорил о Леониде как о каком-то преступнике, а не близком человеке. Тогда я впервые подумала: Не способствовала ли суровая дедушкина оценка складыванию мифологии вокруг судьбы его сына? Я

тоже выросла в СССР с фамилией Хрущёва и слишком хорошо знала семейные требования к совершенству. Тем не менее, рассказ Степана меня поразил. Что такого мог натворить Леонид, что отец не простил его даже через двадцать лет после гибели?

* * *

Леонид, выросший на Украине в 1920-е годы, всегда был окружен друзьями. В компании сыновей рабочих и ремесленников он был заводилой. Мне он представляется эдаким Томом Сойером: прирожденным хвастуном и выдумщиком с непререкаемым авторитетом и неиссякаемым запасом фантастических идей в мальчишеской голове. И, как Том Сойер, он постоянно попадал в неприятности. Его старшая сестра, моя тётя Юлия, считала, что он был слишком беспечным. Она постоянно ругала его за его авантюры.

Однажды, когда Леониду было десять лет, а Юлии двенадцать, они вдвоем отправились ловить рыбу на левом, диком, берегу Днепра в Киеве. Клёв был не очень, и Леонид предложил переночевать в лодке, чтобы дождаться рассвета, когда клёв будет лучше. Он планировал сбегать домой, тайком проскользнуть в комнату, положить подушки под одеяла на их кроватях так, чтобы выглядело, будто это они спят, и бегом вернуться на берег к лодке. Он был в восторге от своей идеи, от опасности и дерзости плана; он знал, что если их поймают, мачеха Нина запрёт их дома на неделю. Но сестра тоже была против ночевки на Днепре в чужой лодке. Она настояла на том, чтобы они вернулись ночевать домой.