А закалила этот характер Великая Отечественная война, в которой жители Жиздры очень сильно пострадали. К августу 1943 года, когда Красная Армия освободила город, множество домов были разрушены бомбардировками или сожжены нацистами - методично, улица за улицей. За два с небольшим года оккупации треть жиздринцев погибли, попали в плен или были депортированы в Германию. К концу войны из тридцати тысяч населения Жиздры осталось только три тысячи. Центр города превратился в кучи мусора и битого кирпича. Местная легенда гласит, что райцентр планировалось перенести в соседнее село Зикеево, но Сталин, демонстрируя государственную заботу, отказался дать добро на перенос. Своим привычным синим карандашом, которым он подписал так много смертных приговоров, он спас город, начертав на документе: «Война не должна стирать с лица Земли наши города»[160]
.Русские часто одержимы своей военной историей. Да и как не быть, если во время Второй мировой войны мы потеряли больше народу, чем любая другая нация, включая Германию. Здесь в Жиздре, где вовсю полыхала партизанская война и осталось множество братских могил, даже через два-три поколения люди не могут забыть об этом.
В послевоенное время жиздринцы отстроили свой город; восстановление шло рука об руку с возданием почестей ветеранам, в том числе героям советского Западного фронта. В окрестностях Васьково находятся четыре братские могилы, отмеченные традиционными обелисками с черными мемориальными плитами: «Здесь покоятся неизвестные партизаны и солдаты Советской Армии, героически погибшие за Родину в 1942-1943 годах»[161]
. Плита с именем Леонида размещена на монументе в центральном городском саду, позади обшарпанной статуи Ленина. Надпись на ней гласит: «Воины 413-й стрелковой дивизии, павшие в боях за освобождение Жиздры». Не все бойцы, чья память там увековечена, были военнослужащими этой дивизии, во всяком случае, старший лейтенант Хрущёв не был, да и реально в земле лежат не все из упомянутых на четырёх плитах. Но, как пояснил муниципальный служащий Николай, местные жители гордятся всеми, кто отдал свою жизнь за освобождение их города от фашистов.Возможно, эти обелиски и памятники, высящиеся в провинциальном городке и его окрестностях, говорят о том, что память о пережитых страданиях - единственное, чем эти люди могут гордиться, единственное, что у них осталось после военной разрухи и послевоенного небрежения со стороны государства. Отстраивать заново после 1945 года пришлось не только Жиздру, но и окрестные деревни и села - как то же Васьково. Пережившее и коммунистическую коллективизацию, и постсоветскую безысходность, Васьково до сих пор сохраняет признаки жизни, но его немногие обитатели вынуждены иметь дело с раскисшими дорогами, перебоями электричества, отсутствием горячей воды и современных удобств. Жизнь Павла Уборятова - живой пример этой картины упадка. Его жена умерла много лет назад, дети разъехались по городам в поисках работы и лучшей жизни, а он остался жить один-одинешенек в своём родном лесу, коротая время с призраками прошлого.
После короткого обмена любезностями на холоде Павел пригласил нас в дом и усадил за стол, стоящий посреди комнаты рядом с русской печкой. Печь эта, сохранявшая зимой тепло, а летом прохладу, служила ему местом для сна. Павел угостил нас чаем из самовара и чёрствыми печеньями. Нашим вкладом в небогатое застолье стала коробка зефира в шоколаде, которую мы с Ксенией привезли из Москвы.
Наслаждаясь сладостью, старик говорил о величии и славе России, о том, что добро, по его убеждению, всегда побеждает зло. «С помощью этих вот волшебных лесов сильная духом русская земля всегда отражала нашествие врагов, - сказал он. - Наши партизаны вместе с Красной Армией похоронили честолюбивые замыслы немцев. Мы противостоим злу, которое всегда приходит к нам с Запада. С четырнадцатого века - сначала тевтонские рыцари, потом фашисты, теперь вот Америка хочет нас захватить. И мы благодарны Путину за то, что он даёт отпор иностранному империализму»[162]
.При этом он строго взглянул на меня, хотя я не говорила, что живу в Нью-Йорке.
Пятьсот лет люди, живущие в Смоленской, Калужской, Брянской областях, уверены, что в их лесах обитает нечистая сила. Кровь, пролитая здесь за несколько веков, сделала эти места объектом легенд, наподобие Шервудского леса Робина Гуда. В пятнадцатом веке, когда Россия стала царством, претендующим на роль павшей Византии в качестве оплота православного мира, её правители отвели этим землям роль форпоста на пути возможного вторжения польско-литовских армий.