Пропавший сын Хрущёва или когда ГУЛАГ в головах (без иллюстраций)

В начале семнадцатого века католическая Польша ненадолго захватила эти территории, и, словно в отместку за это, триста лет спустя «проклятые» леса стали свидетелями катынского расстрела. В самом начале Второй мировой войны советские войска взяли в плен десятки тысяч польских офицеров и католических священников, держали их в лагере в Козельске (90 км к северо-востоку от Жиздры), а затем расстреляли в Катынском лесу, всего в двадцати километрах к западу от Смоленска[163].

Возможно, эта многовековая история насилия привела к тому, что многие жители этих мест до сих пор верят, что в их лесах поселилось зло и не хочет уходить. Сталин, всегда умевший чутко уловить настроения народа, безжалостно эксплуатировал это суеверие в целях пропаганды, особенно в годы Великой Отечественной войны. Выступая в роли советского пророка, Сталин предупреждал своих соотечественников о грозящей им духовной опасности - наступлении темной силы, от которой Советский Союз должен защитить себя. «Братья и сестры, - говорил он. - Враг жесток и неумолим... Он ставит своей целью восстановление власти помещиков, восстановление царизма, разрушение национальной культуры и национальной государственности... свободных народов Советского Союза, их онемечивание, их превращение в рабов немецких князей и баронов» [164].

Если Русь была святая по определению, то всё иностранное было злом, хитрым и коварным. Возможно, самым популярным выражением этого взгляда стала песня «Священная война», написанная по приказу Сталина как гимн защиты Отечества от фашистского нашествия:

Вставай, страна огромная,Вставай на смертный бойС фашистской силой тёмною,С проклятою ордой!

Пусть ярость благороднаяВскипает, как волна,Идёт война народная,

Священная война[165].

Моя няня Маша была родом из Королькова, маленького городка в Орловской области (соседней с Брянской и Калужской), на месте которого ныне шумит лес. Сколько я себя помню, она ассоциировала свою малую родину с немцами и с тем мистическим злом, которое они несли с собой. Ко всему иностранному она относилась с подозрением.

Даже топографические названия в этих краях - типа Чёртово Городище или река Чертовская - являются отражением местных суеверий. Няня Маша, любимым писателем которой был Тургенев - «поэт крестьянской жизни», как говорила она - не раз рассказывала мне о «Ведьмином тупике», месте сборища ведьм. Долгие годы жизни в агностицизме советской столицы не поколебали её веру в сверхъестественное, что уж говорить о жителях провинции, чьи жизненные устои и убеждения мало изменились с петровских времен.

Американский историк Тим Макдэниел в своей превосходной книге «Агония русской идеи» объяснил, почему диалектический материализм Маркса - западный и рациональный - не сумел побороть наш традиционный способ мышления. В 1917 году большевики провозгласили свободу и равенство в стране, которая ещё несколько десятилетий назад была глубоко религиозным феодально-крепостническим государством. После кровавого слома старой системы новые власти двинулись вперёд семимильными шагами в надежде создать утопию равенства и социальной справедливости, но перемены происходили так быстро, что страна не поспевала за ними, и эту дисфункцию Россия так и не смогла преодолеть на протяжении почти всего двадцатого века. Современный русский характер сформировал не марксизм, а «противоречивое сочетание деспотизма государственной власти, ускоренной модернизации»[166]

, а также враждебность к Западу, пишет Макдэниел. В результате СССР оказался выстроен не на «западном рационализме или атеизме... он очень быстро пал жертвой русских традиций деспотизма и обскурантизма... В основе сталинской коллективизации сельского хозяйства лежал не марксизм, а социальная и морально-психологическая традиция крепостничества».

* * *

Пока мы пили чай, Павел рассказал нам, что в этих краях гибель Леонида стала сюжетом для легенд и сказок. Ему в 1943 году было одиннадцать лет, и он своими глазами видел, как чёрный немецкий истребитель гнался за шустрым советским «ястребком» и выпустил по нему две пулемётные очереди:

С парашютом никто не выпрыгнул. Мы видели, как самолет разбился, и побежали по снегу к месту падения. Мы нашли там три пальца лётчика, часть авиамотора с номерами «яка» и какие- то обгорелые документы. Мы не могли долго копаться в обломках, так как становилось темно, и внезапно появились немцы. Они подъехали на мотоцикле, в своей форме со свастикой и большими электрическими фонарями. Подсвечивая себе, они исследовали свежую воронку, но я спрятал документы и пальцы за пояс.

В своё время похожие легенды рассказывали очевидцы и в других окрестных деревнях, но сегодня большинство из них умерли, сказал Павел. В его голосе звучало удовлетворение от того, что он остался единственным источником этой истории.