Пропавших без вести – не награждать!

– Ты считаешь, – уловил ход мыслей Николая Егоровича генерал, – что диверсант после бомбардировки вышел на дорогу, снял камуфляж, запихал его в вещмешок и подбросил нам в качестве ложного следа?

– Еще он убил инструктора непонятно чем.

– Так инструктор – шпион или жертва? – Рогожин не мог понять, в какую сторону ему переделывать донесение.

– Ночью по пустынной дороге просто так не ходят. Инструктор, скорее всего, сообщник шпиона. Или простофиля, которого немецкий агент обманом выманил ночью на дорогу. Одно могу сказать точно: инструктор и диверсант хорошо знакомы между собой.

– Так-с, – протянул генерал. – Дело усложняется.

– Ничего оно не усложняется, – возразил Рогожин. – Как мы не знали, кто немецкий агент, так и не знаем. У нас появился мертвый инструктор, который в Мурманске наверняка общался не с одним десятком человек. Кто из его знакомых немецкий шпион, мы, если и вычислим, то не скоро. До отъезда точно не успеем.

– Если мы нигде не совершим оплошности, то немецкий агент сосредоточит все внимание на ложном отряде, – Морозов, размышляя, отстучал пальцами дробь по столу. – В наши планы внесем коррективы: формированием ложного отряда займется Колесников, а Лоскутов сосредоточится на ядре рейдовой группы. Капитан, считай, что ты перешел на нелегальное положение: поменьше светись в штабе, побольше работы переложи на своих помощников. Кстати, кого ты там отобрал?

Николай Егорович протянул заранее приготовленный рапорт.

– За обоих ручаешься? – для формальности спросил Морозов. Фамилии Лукина и Монгола ему ни о чем не говорили. Проверять кандидатов времени не было. – Рапорт отдашь в кадры.

Генерал поставил в углу листа подпись и вернул его Николаю Егоровичу.

Добравшись до офицерского общежития, Лоскутов, перед тем как завалиться спать, вызвал ординарца.

– Лука, передай дневальному, чтобы разбудил меня через два часа. Далее, найди Монгола. В семь вечера жду вас обоих у себя в комнате.

* * *

Лоскутов проснулся в тишине. Никого из соседей по комнате не было, все еще находились на службе. Одежда, которую Николай Егорович, ложась спать, бросил у кровати, исчезла. Вместо нее на табуретке был разложен свежий комплект капитанской формы с нашивками за ранения и орденами. Когда хозяйственный Лукин успел перецепить ордена с одной гимнастерки на другую, Лоскутов не слышал, настолько крепко спал.

«Как знать, – подумал Николай Егорович, – быть может, я в последний раз спал в абсолютной тишине. Никто не храпел под ухом, никто не грохотал, вернувшись черт знает откуда посреди ночи. Благодать!»

Он встал, потянулся, отыскал в тумбочке умывальные принадлежности. Словно подводя черту под его размышлениями о тишине, на окраине города залаяли зенитки. Но воздушную тревогу не объявляли.

«Учения проводят или немецкий самолет-разведчик отгоняют», – подумал он.

Дверь без стука распахнулась. Вместо дневального вошли Лука с Монголом. Николай Егорович велел им ждать, сам пошел на первый этаж приводить себя в порядок.

– Значит, так, – вернувшийся после водных процедур Лоскутов был свеж и бодр, насколько «свежим и бодрым» может быть человек, накануне видевший десятки изувеченных человеческих тел. – В утвержденном генералом Морозовым штатном расписании моей группы для вас места нет. Но я обошел формальности и включил вас в рейд. Монгол, ты будешь моим заместителем. Лука, тебя я назначаю старшиной отряда. Теперь распределим обязанности. На мне общее руководство. Лука, ты занимаешься подготовкой продовольствия и снаряжением. Монгол, с тебя сапер, снайпер, повар и три разведчика-наблюдателя. Радиста, шифровальщика и медика искать не будем. Уверен, мы их получим из разведуправления флота. Что еще? Монгол, запомни: ни за что, ни при каких условиях в мою группу не должны попасть общественники-активисты, ярые комсомольцы, стукачи и спортсмены.

– Почему спортсмены? – удивился Лукин. С тремя первыми категориями он был полностью согласен, а вот против спортсменов ничего не имел. Он, кстати, настоящих спортсменов никогда в жизни не встречал. В деревне жил.

– Спортсмен, – пояснил Лоскутов, – это бездельник, у которого от сытой жизни появляется избыток энергии. В рейде мне такие не нужны. Рейд – это не стадион.

Николай Егорович не любил спортсменов по личным причинам – за два года до войны от него ушла жена к тренеру могилевской футбольной команды. Ладно бы сошлась с каким-нибудь слесарем, не так обидно было бы, а то нашла на кого променять – на футболиста-попрыгунчика.

– О спортсменах вопрос закрыт. Решение принято.

Лоскутов подошел к мутному зеркалу, закрепленному гвоздями на входной двери, прошелся расческой по волосам. Недолго, недолго осталось ему форсить аккуратной московской прической. Перед рейдом придется наголо остричься. Волосы в дальнем походе – излишество.

– Командир, – предложил Монгол, – может, пойдем, посидим у меня в батальоне, обсудим все в спокойной обстановке? Поужинаем, дерябнем грамм по сто для аппетита.

– Поужинать бы не мешало, – поддержал Лукин.