Пророчество

– Дело Коваленко закрывали. По-любому. Все эти банкирские фантазии… – Он махнул рукой, словно разом перечеркивая сказанное ранее. – С самого начала все завертелось вокруг дела Николая Коваленко. А с этой беготней о нем как-то забыли. Это же его убили, Вольдемар! С него все началось. Хотели убить – и убили. И вот так, хитро, используя бессмысленное пророчество, заметали следы. Демон еще тогда, когда мы с Андреем впервые наведались к Олесе, на всякий случай вынес Шполе смертный приговор. А когда Андрей погиб, я первым делом подумал о руке судьбы, фатальном стечении обстоятельств и прочей чепухе. Ведь именно как стечение обстоятельств все это и выглядело. Скажу тебе, Воля, как бывший мент: никогда еще наша прокуратура не открывала дел по факту предсказания смерти. Ни теперь, ни десять лет назад, ни при советской власти. Поэтому пророчицу при любом раскладе никто не стал бы искать. Предсказание – это не оружие, не орудие убийства, на котором остаются отпечатки пальцев или следы крови жертвы…

Закончив этот монолог, Горелый вдруг ощутил такую усталость, будто много часов подряд кидал уголь в кочегарке. Но он не вернулся на кровать – оперся о край подоконника и скрестил руки на груди.

– Логично, – переварив сказанное, произнес Вольдемар. – Остается только прокачать, из-за чего кто-то… пусть будет Демон, если хочешь… словом, из-за чего этот Демон убил предпринимателя Коваленко, о котором лично я, – он ткнул себя пальцем в грудь и повторил, как бы подчеркивая собственную значимость, – даже я ничего не знаю. Занимался каким-то мелким бизнесом…

– Скорее средним, – поправил его Горелый.

– Это по его меркам средним, а по моим – мелюзга! Да это не важно. Вообще-то, какой человек, такой и бизнес. Мелочью был Коваленко при жизни, посредственностью. С какой стати такому хитровану, как твой Демон, его убивать, да еще и с такими наворотами?

– Не знаю. – Другого ответа у Горелого не было, но Вольдемар от него другого и не ждал.

– Можно попытаться кое-что выяснить, – помедлив, проговорил он. – Ведь как бывает: сегодня он мелкий или средний, а вчера, может, и ого-го! А до того, возможно, кому-то всю обедню испохабил… Короче… – Вольдемар хлопнул себя ладонями по коленям, поднялся, вытащил из кармана очки и водрузил их на нос, отчего неожиданно стал похож на Знайку из детской книжки про коротышек. – Сиди здесь, начальник. Все равно сам ты сейчас ничего сделать не сможешь. Твои возможности теперь не просто ограничены, они у тебя тупо отсутствуют. Я дам команду, люди немного пошебуршат где надо, кое-кого зарядят, и к завтрашнему дню будет результат. В крайнем случае – к послезавтрашнему.

– Про Олесю, пророчицу, мы тоже ничего не знаем, – напомнил Сергей.

– Звыняйтэ, дядьку, бананив нэма, – ерничая, развел руками Воля. – Я ее в глаза не видел, паспортных данных не знаю. Может, никакая она и не Олеся. Тем более что пропала. Будто испарилась. Н-да-а…

– Но кое-что все-таки можно сделать, – заметил Горелый.

И рассказал про финт с украденной в кафе чашкой с отпечатками пальцев.

Затем он позвонил Никитину, воспользовавшись мобильным Вольдемара, и получил обещание довести это дело до конца.

А потом Сергей снова остался один: Воля уехал отдавать распоряжения, необходимые для изучения жизненного пути Николая Коваленко.

Заняться было абсолютно нечем, ну прямо как в одиночной камере, в шизо – штрафном изоляторе на зоне. Разница только в том, что здесь лежи хоть весь день, а там сразу после подъема шконку поднимают и пристегивают к стене.

Даже Горелый с его в целом пристойным поведением в колонии разок залетел туда – после той драки, на память о которой на его лице навсегда осталась особая примета. Вспомнив об этом, он машинально потрогал шрам, провел пальцем по левой щеке. Надо же было такому случиться, что из всех тамошних бакланов[4] довелось столкнуться именно с левшой. Оттого и шрам остался на левой щеке: половинку бритвенного лезвия противник зажал между большим и указательным пальцем левой руки, целил в глаз и мог бы попасть, если бы Горелый не оказался достаточно проворным. А ведь баклан управлялся левой виртуозно, куда лучше, чем многие правой.

Ему не хотелось вспоминать обо всем этом, но обстановка располагала. Надо же было хоть чем-нибудь занять мозги…

Как его звали, баклана этого? Странно: ни имени, ни фамилии того, кто оставил ему отметину на всю жизнь, Сергей так и не смог припомнить. Зато в памяти вдруг всплыло другое – тот вечно похвалялся своим днем рождения: мол, родился, как и следовало, 13 августа, когда, оказывается, отмечается международный день левшей. Верили ему не все, но тот талдычил свое: «Видали, у нас даже особый день в календаре имеется!»

Левша.

Так называют людей, у которых левая рука ведущая.

Левша…

Совсем недавно это слово всплывало по какому-то поводу… Вроде бы в связи с банком Никитина…

И человек-левша сегодня был здесь, даже дважды…

Словно молния сверкнула – и не за окном, а в голове Горелого, расколов мозг чуть ли не пополам. Почему этого не произошло раньше? Как он мог забыть?!.