Пророчество королевы Севера

Он опустился на еще теплый труп перепелки и подивился: тушка была целой. Как будто кто-то оторвал голову птице и бросил тут же, чтобы кровь оросила землю и ветер понес теплый дух. Внимательно осмотрел мертвое тельце... Ну да, конечно, как же он не понял с самого начала, что это ловушка! К убитой птице никто не притрагивался. Это приманка! Для зверя или... для него?!

Ворон снова расправил крылья, чтобы взлететь... Как же он отяжелел! Привык к кускам бросаемой ему пищи... Но подняться в воздух он уже не смог. Закрепленная вверху над тушей мастерски скрытая в листве сеть мгновенно накрыла его, заглушив карканье. Он увидел, как спрятавшийся в овраге человек бросился к нему. И тут же узнал его — шаман...

— Не дергайся, — сказал Кхах тихо. — Я знаю, кто ты. И не причиню тебе вреда, если ты мне поможешь.

Он ловко просунул руку под сеть и вытащил птицу, прижав клюв к ее груди так, чтобы ворон не мог его клюнуть. Тот только вращал темнофиолетовым глазом. Человек вывернул когтистые лапы и смотал их веревкой, надел на черную голову жертвы кожаный, дурно пахнущий мертвым ястребом колпак и засунул птицу в мешок. Каркай не каркай — никто не услышит... Шаман оглянулся, спрятал уже ненужную сеть, засунул убитую перепелку за пояс, свистнул, резво взобрался на вышедшего из леса буланого конька и повернул его к чаще.

Кхах почти не понукал коня. Лошадь сама знала дорогу, ловко пробиралась между деревьями, потом начала подыматься в гору, вновь спускаться, пересекала броды. Опустилась ночь, но маленькая лошадка останавливалась лишь по нужде. Не слезал и шаман с нее, пока рано утром не услышал знакомый шум воды. Конек вышел на берег, к хорошо спрятанной среди ельника избушке.

Всадник пересек бурную реку, слез с лошади и снял с нее веревочную уздечку. Бесшумно двинулся к дому, озираясь кругом, как зверь, сжимая в руках длинный кривой нож и раздувая и так широкие ноздри, словно услышал чужой запах. Ворон сзади в мешке заворочался, издал глухой звук. Кхах молчал, ставил ноги осторожно, будто шел по льду. Подошел к избушке и дотронулся до комка свежей грязи на сходцах.

 Поднес к глазам налипшую глину с обрывком травы, понюхал. Мягко толкнул дверь, та открылась не скрипнув, но впустив внутрь солнечный луч.

Этот луч и разбудил того, кто спал на лавке: маленькая головка с соломенными волосами вскинулась на тонкой шее. Девушка, нагая и очень юная, прикрываясь, прижимала к груди снятое холщовое платье.

Шаман обвел взглядом избушку. Девочка забилась в угол лежанки и поспешно пыталась натянуть сарафан, который был ей явно велик. Больше никого не было. На полу лежала обувка — смятые куски кожи, в которые заворачивались ноги, без подошв и каблуков.

— Чья ты будешь? Что здесь делаешь? — насупился шаман и вложил нож в ножны.

Надевшая уже платье девушка совсем вжалась в угол и ничего не говорила.

— Ну, отвечай! — повысил голос Кхах, подходя к незваной гостье. Она еще больше сжалась в комочек и закрыла глаза, как будто ожидала, что он ее не заметит, если она сама не будет на него смотреть. Хозяин избушки сел рядом. — Ты бежишь к кому-то или от кого-то?

— От кого-то, — прошептала девушка, распахнув серые глаза. Шаман провел рукой по выбившимся у лба соломенным волосам.

— Куда бежишь-то?

— В лес...

— В лесу волки... и медведи...

— Там, откуда бегу, пострашнее волков и медведей...

— Есть у тебя кто-то, к кому прийти можешь?

Девочка отрицательно покачала головой. Кхах вздохнул, подошел к столу и положил на него шевелящийся мешок. Занялся своими делами, словно не видел беглянку. Снял обувь и остался босиком, повесил на сучок шапку. Пошел за водой, разжег в печи огонь, снова вышел, уже с топором и ножом, начал что-то мастерить... В его руках формировалась большая, крепко сработанная клетка. Достал ворона и посадил в нее, снял с его головы колпак, распутал лапы. Птица начала клевать руку, и тогда шаман больно дернул ее за ногу и сказал:

— А ну, не шали! Сиди тихо.

Вышел, разделал тушку перепелки, вернулся с какими-то корешками и стал варить суп.

— И что мне теперь с тобой делать? — вдруг спросил, будто обращаясь к огню, над которым сидел.

— Скажи, куда мне идти. Покажи путь, как на юг спуститься, в Валлас.

 — Что ты в Валласе забыла? — шаман повернул голову к девчушке.

— Там люди живут, много людей... Я работать могу — по дому, за скотиной ходить.

Кхах неодобрительно разглядывал девушку.

— На севере маленькая девочка может гулять спокойно. Северные люди уважают женщин. Но стоит тебе выйти из Сумеречного Леса, попадешь в руки солдатам Валласа или крестьянам, надругаются над тобой, — он разговаривал, словно сам с собой.

— Что же мне делать? — прошептала она, трогательно прижимая к груди руки.

— Не знаю.