Пророчество Золотого Перуна

Волки послушно разжали челюсти. Ветка спружинила, и несчастный Боровик, взлетел над поляной, словно и правда шишка выпущенная из рогатки.

— Смешно вам, да? — обиженно бурчал Боровик, когда его вытащили из дальних кустов, и посадили к притухшему за ночь костру. — Друзья называются!

Волки обнюхали лешего, и, махнув на прощание хвостами, скрылись в лесу.

— Да будет тебе жаловаться! — отсмеявшись, Лика погладила лешего по шершавой голове. — Мы ж не со зла смеемся. Просто весело было.

Боровик еще немного подулся, но ласка девушки уже подействовала на него успокаивающе.

— Я вам известие от Велимудра принес. Он сказал, что коли встретите Волчьего Пастыря, передайте низкий поклон, и попросите о помощи. Он старик добрый, поможет.

— Известие важное, — кивнул Сергей. Он задумчиво провел рукой по изумрудной траве, сорвал длинный стебелек, и сунул его в рот. — Передай Велимудру, что Волчий Пастырь нам уже помог.

— Ну вот, — огорчился Боровик. — Опоздал… Я раньше хотел вас упредить, да вы в плохих местах были. Мне туда ходу нет. Те леса уже полностью во власти Кощея. Да и сюда с трудом попал, уж на что Лесомир с Велимудром могутные, а только с помощью других волхвов меня сюда смогли переправить. Вы уж не серчайте, но больше мне к вам дороги нет. Им теперь силы не одну седьмицу копить. Придется вам без меня дальше…

— Больше ничего не просили передать? — перебила его сетования Лика.

— Яросвету велено бересту передать, — в руках лешачка появился небольшой мешочек, из которого он извлек скатанную бересту. После этого, он повернулся к Сергею. — Я по пути к Рыбке заглянул. Она просила сказать тебе, что колечко, что тебе подарило, сможет ее позвать. Кинь его в любую воду, через правое плечо, она и придет.

— Что еще за рыбка? — насторожилась Лика. Она убрала падающую на глаза челку за ушко, и прищурившись посмотрела на Сергея.

— Берегиня одна, — охотно пояснил Яросвет, всматриваясь в черты на бересте. — Они с Сергеем цельную ночь провели, она ему колечко потом подарила.

— Это что ли? — хмыкнула Лика, показывая подбородком на руку Сергея. Она взяла его за запястье, поднесла к глазам, рассматривая медное колечко на указательном пальце. — Говорят, гулящие девки в городах и то больше стоят.

— Сама ты!.. Что бы ты понимала! — Сергей выдернул руку.

— Ну конечно! Куда уж мне! — голос Лики так и сочился язвительностью. — Куда мне до утопленницы! Я так понимаю, в жару, ты предпочитаешь лягушек?

— Она не лягушка… — Попытался вступиться за подругу Боровичок.

— Ты вообще молчи! Говорящая шишка! Чешую подбери!

Яросвет, втянул голову в плечи, и сделал вид, что по уши погружен в изучение бересты. Не тут-то было.

— А ты, чего там зеньками лупаешь?! Тоже мечтаешь о мокрой и скользкой жабе? Тоже Иван-царевичем хочешь быть?! А Иваном-дураком, не хочешь?! Тьфу, на вас на всех!

Девушка вскочила, и не оглядываясь, быстрым шагом ушла в лес. Потревоженные ее криками птицы, сорвались с ветвей, и теперь метались в хрустально-голубой выси, не осмеливаясь вернуться на излюбленные деревья.

— Чего это с ней? — Недоуменно посмотрел на Сергея Боровичок. — Какая муха ее укусила?

Сергей пожал плечами.

— Не обращай внимания. Перебесится — вернется. У нее бывают такие закидоны. Я уже привык. — Он поворошил присыпанные золой угли и подкинул сушняка. Пламя жадно набросилось на угощение, похрустывая тоненькими веточками.

Боровичок опасливо отодвинулся подальше, следя что б ни одной искорки не упало на его еловую чешую.

Они еще поболтали о том, о сем, наконец, леший попрощался, и, скрылся в лесу. Правда, ушел он в сторону противоположной Ликиному направлению. На всякий случай.

Лика бездумно шла меж деревьев, сбивая сорванной веткой наглые, красные шляпки мухоморов. Над ее головой, деревья раскинули плотный лиственный полог, тщась закрыть небо. Но солнечные лучики находили просветы, ныряли меж плотных зеленых листьев, и иголочками упирались в сухую землю, как ковром усыпанную прошлогодними листьями. То здесь, то там, из под ковра выглядывали замшелые выворотни, раскинувшие в стороны кривые, длинные корни. Небось ночью, такие выглядят как неведомые чудища, что так и норовят схватить извивающимися щупальцами, и утащить прямо в Навь.

Утренний лес жил своей, ведомой лишь ему, жизнью. Высоко в ветвях деревьев посвистывали птицы, желая доброго утра просыпающемуся миру. Невидимые с земли, они прыгали с ветки на ветку, скидывая сор и мелкие веточки прямо на голову девушке.

Но ей было все равно. В груди полыхало обжигающее пламя обиды и злости. Злости на этого придурка, что без зазрения совести милуется со скользкими берегинями. На Яросвета, который допустил такое безобразие. На лешего, что бегает на своих коротеньких ножках, и приветы от всяких… да, от всяких передает! Обида на весь мир, который вместо того, что бы сочувствовать ее горю, живет своими заботами, и ни малюсенького внимания на нее не обращает.