Прорыв на Донбасс

21 января 1942 года. Вечер, 20:45. разъезд Дружковка

Командир бригады генерал-майор Бережной.

Сражение за Дружковку теперь должно войти в анналы военной истории. Вообще-то я шучу, но в каждой шутке есть доля истины. Рубка идет страшная, пожалуй, блекнет даже наше дело под Саками. Клейст бросает к Славянску все, что может найти под рукой. Но в нашей редакции событий времени и сил у немцев куда меньше.

Во-первых, операция развивается значительно быстрее, а ночной разгром штаба 9-й армии в Барвенково привел к тому, что управление войсками было утеряно, и начался хаос. При этом наши умудрились потерять командующего армией генерала Гота. То, что он не ушел живым — это точно. Скорее всего, его неопознанный труп лежит в чьем-то огороде в одной ночной рубахе. Кроме того, в захваченной нами Лозовой находились все тыловые службы армии Гота. В том варианте истории у немцев было почти две недели на эвакуацию тылов в Павлоград и Синельниково. А наш удар из глубины их собственных тылов лишил их, как раз, в первую очередь всех запасов.

Зато мы пополнили свои запасы патронов под трофейные пулеметы, рембатовцы разжились запчастями к трофейной технике. У нас с товарищем Сталиным уже был разговор на эту тему. Трофеи — это паллиатив, вынужденная мера. Необходимо иметь свою технику аналогичного назначения, приспособленную к нашим условиям. По снежной целине этот полугусенечник, не идет — вязнет. Сначала трассу для него должны укатать танки и БМП, а уж потом он сможет по ней пройти. Наступит весна и, как я понимаю, станет еще веселее. Но сейчас речь идет не о мобильности.

Уже двенадцать часов мы насмерть стоим под этим разъездом, перемалывая все, что бросит против нас Клейст. Передо мной лежит карта, и синие стрелы на ней направлены в сторону Славянска. Как и в тот раз, Клейст перебрасывает резервы на север, чтобы удержать за собой этот железнодорожный узел. Только мы опередили его в темпе и сумели перерезать и шоссейную и железную дороги. Сейчас на позициях… Нет, смотреть это дело надо своими глазами.

Набрасываю на плечи свою "осназовскую" утепленную куртку, и выхожу из штабного кунга. Если верить пленным, то немцы нас уже начали узнавать именно по нашему камуфляжу. И если свидетелей наших крымских похождений почти не осталось, то тут масштаб совсем иной, мы слишком заметны. Надо будет или всю Красную армию переводить на нашу форму, или нам примерять их ватники и командирские полушубки. Три бойца личной охраны, закрепленных за мною майором госбезопасности Санаевым, тенью двинулись за мною следом. Положение обязывает

Комбата-4 я нашел на его НП, который находился прямо перед разъездом у железнодорожной насыпи. Несмотря на наступившую темноту, а может быть и благодаря ей, бойцы с тяжелым хеканьем продолжали зарываться в землю. Бойцы, бойцы, бойцы… пятнистые куртки морпехов из будущего, черные бушлаты черноморских моряков… Но больше всего ватников цвета хаки бойцов из подкрепившего нас после полудня полка 255-й стрелковой дивизии.

Мы вместе отбивали немецкие атаки, а ближе к вечеру один раз даже дошло до того, что пришлось резаться на штык с озверевшими немецкими гренадерами. Это была их последняя атака за сегодня. Никогда не верил, что немцы ходили в атаку пьяными… Теперь убедился — ходили. А вот ответная контратака была откровенной дуростью. Когда немцы, не выдержав схватки, дрогнули и побежали, бойцы нашей бригады подхватив своих раненых и убитых, заучено скатились в окопы, готовые проводить противника свинцом. Мы не зря готовились к этой операции — прошедшие наш учебный лагерь под Армянском черноморские моряки нас не подвели, не поддались первому порыву, а дисциплинировано выполнили команду. Когда наши бойцы уже были готовы открыть огонь, то с ужасом и отчаяньем увидели, что наша героическая пехота, двадцатилетние стриженые пацаны, уставив перед собой винтовки с примкнутыми штыками, погнались за убегающими фашистами. Немецкие пулеметчики на флангах не упустили своего шанса — пулеметный перекрестный огонь — это страшно. Особенно страшно то, что с военной точки зрения эта дурацкая контратака была ни к чему. Из более чем сотни бойцов, вернулось не больше десятка. И среди них — тот самый капитан, который и устроил этот кошмар.

Как сейчас помню, прямо в окопе, на глазах у бойцов, я его по морде — хрясь! С моей спецподготовкой мог бы убить сразу, поэтому старался сдерживаться.

— Тебе, — спрашиваю, — сука позорная, кто такой приказ давал? — Поднял за шиворот, глаза шальные, морда в крови, и еще раз добавил — с другой стороны, для симметрии.

Тут и Санаев прибежал на шум, Леонид наш, Ильич, тоже. А где майор ГБ появляется, там шум превращается, и сразу наступает тишина и благолепие. Вот так воспоминание…