— Стефани, если бы я знал, то сказал бы тебе. Обязательно. Но я не знаю. Это получилось как-то механически, я бросил его в саквояж, вытащив из ящика письменного стола. Я даже сам не знаю, зачем его положил.
— Джон, послушай, ты знаешь, что я сделала?
— Что?
— Твой револьвер не выстрелит.
— Как это не выстрелит?
— Я из всех патронов высыпала порох.
— Ты, Стефани Харпер, умудрилась из всех патронов высыпать порох?
— Да, Джон. Ты тогда куда-то ушел, я расковыряла патроны и высыпала порох. А пустые пули вставила на место. Знаешь, я очень боялась за тебя.
— Стефани, ты что?
От слов жены Джону сделалось как-то легко и хорошо. Он понял, что Стефани волнуется за его жизнь. И что в глубине души она догадалась, зачем он возит с собой револьвер, зачем ему нужно оружие, и такое объяснение без слов его вполне устроило.
Он нежно обнял Стефани за плечи и поцеловал в губы. Стефани чуточку виновато, но радостно улыбнулась ему в ответ.
— Джон, теперь ты из этого револьвера не сможешь убить меня? Не сможешь, да?
— Да уж, теперь этим револьвером уже ничего невозможно будет сделать. Единственное, для чего он годен — это колоть орехи. У него тяжелая рукоятка.
— Отличная мысль, Джон. Мы будем колоть орехи револьвером. Это принесет нам радость и удовольствие.
— Да, будем колоть им орехи. А если хочешь, мы можем выбросить его в океан. Пойдем на пирс и выбросим его подальше в океан.
— Хочу. Я хочу, Джон, чтобы мы выбросили его в океан. И чтобы никогда больше у тебя не было оружия в руках и плохих мыслей в голове одновременно. Я не хочу, чтобы у нас было оружие! Давай пойдем и бросим его в океан!
— Давай! — сказал Джон и погладил Стефани по щеке. — Хочешь, мы пойдем после обеда? Ты немного полежишь, придешь в себя… Мы пойдем на причал и выбросим револьвер в океан.
— Хорошо! Хорошо, Джон, мы так и сделаем.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
—
Вечер опускался на Фрипорт незаметно и постепенно. Небо набирало глубину и плотный ультрамариновый цвет. На небосводе загорались крупные южные звезды. Океан присмирел, и теперь его волны едва накатывались на песчаный пляж…
Чак и Билли сидели в баре на открытой террасе возле самого парапета.
Чак забросил ноги на перила и крутил в руках стакан тонкого стекла.
Билли недовольно морщился. Казалось, его сегодня раздражает все на свете. Он то и дело поглядывал на двери бара, ожидая, когда же наконец освободится Луиза.
Но девушка почти совсем не смотрела в его сторону. Она, в свою очередь, делала вид, что страшно занята. Проверяла бутылки, пересчитывала выручку…
А потом, когда уже совсем не знала, чем себя занять, взяла грубую джутовую тряпку и стала натирать ею мраморную стойку.
— Чак, — вздохнув, сказал Билли, — по-моему, во Фрипорте нами начинают быть недовольны.
Чак слегка приподнял съехавшую на глаза шляпу и посмотрел на своего приятеля.
— Значит, в этом виноваты мы сами, — Билли усмехнулся.
— Мы с тобой, Чак, не совершили еще ничего геройского. Если не считать выловленную мной рыбу… Но ты, гад, уничтожил мою славу, не дав ей разойтись по всему побережью.
— Из-за этого бы девушки не стали смотреть на тебя более вожделенно, — возразил ему Чак. — Тут дело, должно быть, в другом. Просто нам, Билли, перестало везти.
— Мне! Мне перестало везти, — как-то оживился Билли. — Ты, Чак, еще ничего не успел сделать… А может, это даже и к лучшему.
Чак вновь надвинул шляпу на глаза.
— Какой-то ты сегодня вялый, — Билли попробовал расшевелить своего приятеля.
— Мне так больше нравится.
Билли насторожился.
— А может, ты позвонил домой? Плохие известия? А, Чак?
— Да нет, никуда я не звонил… Я бы почувствовал, если бы дома что-то случилось. А так, ты видишь, я спокоен.
Чак выставил вперед руку и показал пальцы, которые даже не подрагивали.
— Это не аргумент, — поджав губы, сказал Билли. — Я тоже могу что-нибудь выставить. И оно дрожать совсем не будет.
— Это ты выставишь в другом месте! Меня такими вещами не заинтересуешь, Билли.
Билли, поняв, что к Чаку сейчас лучше не приставать, повернулся к Луизе.
Девушка до этого искоса смотрела на него. Но лишь только Билли обратил на нее внимание, отвела взгляд в сторону.